Помголочка

Новые люди вырастут только из наших детей И не сразу вырастут.

Сколько раз еще старая гниль и в них отзовется.

А все-таки дети—цветы новой жизни.

Мы же уже отцветаем.

Так в свободное время толковал жене Гвоздев, и внимательно слушала и что-то смекала белокурая головка Помголочки.

VI.

Как поправилась совсем Помголочка, стал посылать ее Гвоздев в школу. Жена Гвоздева, кроме того, на машине шить учила. Шила сама на людей и девочке показывала и кройку, и стежку, и все мастерство.

А по вечерам Гвоздев любил слушать, как разбирала по складам Помголочка азбуку.

Устанет она, посадит Гвоздев ее около себя и говорит так любовно, ласково.

О многом говорил Гвоздев девочке.

Простыми словами рассказывал, как мучился в прежнее время народ, как теперь в руки власть взяли.

Рассказывал он о людях по тюрьмам заморенных, о забитых плетками, о повешенных прежней властью.

Плакала не раз во время рассказов Помголочка.

Смышленая была девочка.

Сама иной раз на дворе детей соберет и рассказывает им какую-нибудь историю,

Читать бойко через полгода научилась.

Прошел год. Не узнать прежней Секлетеи.

Умерла будто Секлетея от голода, а родилась новая, веселая девочка Помголочка.

Не надышатся на нее Гвоздев и жена.

Речистая стала,—страсть.

Спросит ее шутя Гвоздев: «Выдам тебя скоро замуж. Муж тебя, стрекозу, отучит болтать».

Сверкнет голубыми глазенками: «Так-то я и далась. Отучит. Я его самого учить-то буду».

Усмехнется только Гвоздев.

И росла Помголочка новым родителям на утешение.

VII.

Пришла беда нежданно, негаданно.

Весной как-то, в праздник, сидели все втроем и чай пили.

Гвоздев бубликов принес, а для Помголочки особо леденец.

Хотя и серьезная была девочка, а леденцом занялась. Сосала его и потягивала чай из блюдца...

Постучали. Слышно было, как жена соседа пошла отворять дверь...

— Письмо тебе, Семен Петрович, почтальон принес.

Взял Гвоздев письмо, раскрыл и стал читать. Смотрит жена,—побледнел весь.

— Ты что, Семен?

— Так. Товарищ пишет из деревни,—сгорел.

Потом нахмурился немного и продолжал пить чай, как ни в чем не бывало.

Литейщиком Гвоздев был. сам будто из стали вылит.

Железный человек...

VIII.

Не от товарища письмо.

Пишет отец Помголочки.

«Кланяется низко Семену Петровичу со чадами и домочадцами. А еще просит вернуть свое дите, им самим рожденную Секлетею Михайловну Трифонову».

«Убивается мать очень. Ездил я несколько раз в город Самару. Писал в разные места и марки на ответ прикладал. Все напрасно. Намеднись только получил письмо. В нем прописано: Извещается гражданин Михаил Трифонов, что дочь его взята на воспитание рабочим завода «Пролетарий» Семеном Петровичем Гвоздевым. И местожительство указано.

Просим теперь вернуть родное дитё. Одно оно у нас.

А что в голод отдали,—сами думали помрём. Что ж, не пропадать же ребенку безвинному. Еще раз прошу: отдайте. По гроб жизни останемся вам благодарны».

И подпись: за неграмотного Михаила Васильевича Трифонова расписался Петр Маслов.

Много раз перечитал Гвоздев письмо. Не знал, на что решиться.

Сердце свое он вложил в Помголочку и расстаться с ней не хотел, не мог.

Сколько раз радовался он, на нее глядючи: новый цвет растет. Ведь, почитай, что не видала она ни урядника, ни волостного писаря, ни барина.

Воспитать ее новым человеком думал...

И так тосковал Семен Гвоздев, что сна лишился.

Сколько раз смерти в лицо смотрел, а здесь испугался беды.

Пошел Гвоздев к товарищу. С кем, как не с товарищем, горем поделиться? Выложил всю душу Гвоздев и молчит, ждет ответа.

Молчал долго и товарищ... Наконец, заговорил:

— Спрашивал девочку-то? Согласна она в деревню вернуться?

— Нет. Такими словами не спрашивал, а раз, помню, пошутил:

— Хочешь, Помголочка, к отцу, матери отвезу?

— Ну?

— Заплакала только. Не разорваться, видно, сердцу. Отца с матерью помнит, да и к нам привыкать стала.

— Так слушай. Вот мой сказ... Трудное твое дело. Если отец в суд подаст, и не знаю, как суд разберется. Прав и ты, прав и отец. У тебя, пожалуй, даже больше прав. Первым делом ты воспитаешь ребенка лучше, чем отец. А, кроме того, ты сам в роде как бы отцом девочке приходишься,—без тебя померла бы она. Да и тем, что в деревне, тоже одна только радость осталась.

По письму видно, что тоскуют. За что их обижать? Решай сам. Помни только, что ты рабочий и коммунист.

Помни, что говорил наш учитель:

«Рабочие должны наладить смычку города и деревни». Он. разумел смычку хозяйственную и духовную. А у тебя сейчас представляется случай наладить смычку сердечную.

Спрашиваю тебя, как коммунист: «можешь отдать сердце свое крестьянину?».

И пытливо глядит на Гвоздева.

Побледнел Гвоздев, потом потупился, сгорбился, будто меньше стал. Молчал долго. Кровь к лицу бросилась.

Выпрямился и четко отрезал:

— Могу!

X.

Жена Гвоздева убивалась так, что глядеть жалко. И днем плачет, и ночью успокоиться не может.

Собирает Помголочку в деревню.

А сам Гвоздев с девочкой только и возится. По такому случаю отпуск двухнедельный себе из завода выправил.