Помяловский

«Незадолго до смерти, — рассказывает Благовещенский, — он сказал своей матери, что в это время он любил одну девушку, воспитанницу какого-то столоначальника, что сватался к ней, но столоначальник ему отказал, как семинаристу, не имевшему прочной служебной карьеры, и что оба они (девушка и столоначальник) уже умерли. Где и когда познакомился с ними — это так и осталось тайной. В упомянутом письме к Я. Полонскому Николай Герасимович приводит отрывок из своего письма, которое хотел послать, но не послал своему брату: «Я люблю одну девушку, которая подарила меня несколькими поцелуями. Но по проклятой судьбе замуж за меня выйти не может. Я любил ее пять лет, пять лет только дышал ею, молился на нее. Два года назад решено, что нам невозможно жениться. Зимой мы должны были совершенно расстаться. В это время я запил до такой смертности, что не могу остановиться. Теперь только догадался, что, чем пить, лучше броситься в Неву, и брошусь с хохотом и проклятиями. Что мне делать, когда мысли мои путаются, когда приходит в голову прекрасный образ добрейшей, умнейшей, святейшей девушки? Одна любовь могла спасти меня. В те дни, когда оживляла меня надежда на любовь, я не пил, был весел и здоров. Но теперь даже мое железное здоровье расшаталось, моя грудь, на которую в семинарии я позволял становиться 20-летнему парню, теперь болит и стонет. Делать нечего— надо умереть, и я умру».

Намеченного в этом письме «дикого плана самоубийства» (слова Н. Г.) Помяловский не осуществил, «потому что захворал и во время болезни задумался». Такую трагическую борьбу вел с самим собою Николай Герасимович, надеясь, побороть эту «глупую жизнь», чтобы в полной мере отдаться творчеству.

Переживания своей неудачной любви Помяловский, между прочим, положил в основу рассказа о Череванине и его характере («Молотов»). Череванин тоже от неудачной любви «с горя ходил на мост, чтобы погребсти в Неве свое грешное тело, но кончил тем, что нарисовал на свою невесту карикатуру; впрочем, с тех пор он особенно коротко сошелся с Дионисом». Не случайно в речах Череванина выражены некоторые мысли о пьянстве самого Помяловского. «Отведав вина, — писал Николай Герасимович Полонскому о раннем периоде своего пьянства, — я почувствовал, что изменяется расположение духа, и с тех пор стал отведывать все чаще и чаще». Этот период утешения в алкоголе переживает и Череванин: «Сидишь, сидишь, и такая тоска заберет — рассказывает он, — что и сам не замечаешь, как очутишься в портерной или трактирном заведении. Я уверен, что ты не смыслишь ничего в вине, а ты вообрази себе: выпьешь, вдруг огни потекут по телу, грудь вздохнет широко, вот она жизнь-то начнется… Прекрасная погода, отличная газета, чудная водка. Думы и печали далеко летят. И хмель не заснет в тебе; он входит, растет и разрастается… В голове туман, в к^ови жар… петь хочется, плакать и целовать всех… Вот это не мечта, а жизнь… Я ее чувствую, едва не ощущаю руками… Понял, милый человек? И пойдут писать дубы еловые, дубы сосновые… дубы липовые»…

Если в образе Череванина воплощен период, когда в алкоголе Н. Г. находил какие-то импульсы для _ творческого подъема и успокоения тоски, то в романе «Брат и сестра» мы имеем другую картину.

Здесь пьянство берется и как личная катастрофа, и как общественное бедствие.

«БРАТ И СЕСТРА»

«У нас есть огромный слой общества, целая масса людей, живущая особенно, мало известною для так называемого образованного общества жизнью, — это бедный разряд разночинцев. Люди они или нет? Узнаемте же, что это за существа, и разоблачимте гнойную язву нашего — да, нашего общества.

Н. Помяловский.

1

Трагизм социальной деклассации — вот тема романа «Брат и сестра». В образе Череванина («Молотов») эта тема была уже намечена. Личная трагедия бессильной борьбы с пьянством, ощущение безысходности обострили интерес Помяловского к «отверженным» буржуазного общества. Он стал изучать их с необычайным усердием, пропадая по целым неделям в знаменитой Вяземской лавре, в притонах нищеты и проституции, в кабаках, грязных харчевнях и публичных домах, в отвратительных катакомбах, ведя знакомство и кутежи с преступным людом. «Вот ужо выставлю картинки напоказ нашему обществу, — говорил Николай Герасимович, — пусть полюбуются».