Поминальная свеча

Штаб ЧФ затребовал с Кубани в порядке подкрепления к 1 октября 1953 года 700 бывших офицеров — фронто- виков, имевших боевой опыт командования подразделениями различных родов войск. Официально — на переподготовку, а в случае осложнения обстановки — как уж получится. Срок — два месяца, в действительности мои спутники и я пробыли в Севастополе три. Моему шефу, редактору краевой газеты «Советская Кубань» Д. Я. Кра- сюку отлучка собкора по Кропоткинскому кусту на длительное время не очень-то нравилась, но сам фронтовик, участник обороны Москвы, он с пониманием отнесся к моему вызову в главную базу ЧФ:

— Служи и перековывайся на новую боевую технику — раз это надо.

Действительно, став дублером командира огневого взвода на батарее 100–мм зенитных пушек у кромки обрыва на мысе Херсонес, я тут же «врубился» в совершенно иной орудийный калибр, его материальную часть, систему управления огнем. На фронте у автоматических 37–мм зенитных пушек цели улавливались визуально, соответственно и стрельба по ним велась так же. А здесь основную задачу выполняла СОН (станция орудийной наводки). Скажем, движущийся самолет противника, попав на экран радиолокатора СОН, уже не увильнет от автоматически, синхронно сопровождающих его стволов орудий,

готовых в нужный момент грохнуть во воздушному пирату сокрушительным залпом. В других случаях пушки предназначались к использованию в режиме прямой наводки. Дальность полета снарядов по высоте — до 20, по настильной траектории — до 22 километров. По тому времени это были неплохие показатели. Херсонесская и другие батареи зенитного полка (в/ч 09692) находились в постоянной боевой готовности. К счастью, ничего сверхординарного не произошло. Подавать команды огневикам «К бою» и «Залп» не пришлось. При нарушении воздушного пространства и морской границы самолеты и корабли натовцев умело и решительно отгонялись флотской авиацией.

Хочу сказать о другом. В редкие свободные от занятий и дежурств дни, с разрешения командования полка, я выезжал автобусом в центр города, дабы уделить внимание и своему журналистскому ремеслу. Благо, с первого дня знакомства заместитель редактора городской газеты «Слава Севастополя» Василий Кулемин выказал ко мне доброе расположение. Он был старше меня на два — три года. Высок, статен. Но — с тяжелейшей инвалидностью. Из правого рукава его пиджака неживой бледностью выделялся протез. Кадровый моряк Черноморского флота, журналист и поэт потерял руку в жарком бою с гитлеровцами в памятном 1942 году. С того времени он выпустил несколько сборников стихов, был принят в члены Союза писателей, как заместитель редактора немало сил отдавал организации работы журналистского коллектива с целью наилучшего освещения в газете послевоенной жизни города. А она в Севастополе била ключом. По постановлению Советского правительства здесь на руинах практически заново отстраивался жилой фонд, административные здания и учреждения культуры, замащивались дороги и тротуары, прокладывались линии связи, радио, электричества, водопровода. Сюда съехались десятки молодежных бригад строителей, сотни высококвалифицированных специалистов из разных мест Союза для оказания помощи севастопольцам.

Расспросив меня, где я прохожу переподготовку, Кулемин задумчиво сказал:

— Памятен для меня Херсонес. Там стояла 35–я батарея 305–мм дальнобойных орудий. Бывал у комендоров. До последних часов обороны держался ее гарнизон.

Привел многие подробности схваток с противником, подрыва и уничтожения батареи перед оставлением Севастополя его последними защитниками. А затем к сказанному добавил:

— На Херсонесе в мае 1944 года советские воиы и моряки — черноморцы устроили немцам и румынам финальный разгром и пленение. Хорошо поквитались с ними.

По — товарищески, деловито поинтересовался, смогу ли я во внеслужебное время посотрудничать с газетой, для нее часто не хватает оперативных материалов. Особенно — по восстановлению городского хозяйства. Заполучив мое согласие, Василий пододвинул к себе заполненный бланк редакционного удостоверения на мое имя и, прижав его к столу, с заметной медлительностью левой рукой поставил свою подпись. Познакомил меня с несколькими сотрудниками редакции.

Перед его кабинетом, в проходной комнате у окна сидела за столом молодая журналистка, сосредоточенно трудясь над листом бумаги. Черные волосы аккуратно причесаны, очки придают ей вред серьезной девушки.

— Это у нас Майя Свердлова, внучка Якова Михайловича, — отвлекая ее внимание в мою сторону, сказал Ку- лемин. — Ведет в газете вопросы культуры.

И тут же пошутил в адрес наследницы одного из первостроителей Советского государства, подвергаемого ныне полной демонизации со стороны определенной категории людей:

— В Москве у ее семьи пятикомнатная просторная квартира, а у нас здесь она вместе с мужем, флотским лейтенантом обитает в комнатке частного дома. Но любовь не картошка. С милым рай и в шалаше.