Поминки (СИ)

Дедуня с хитрецой попнулся к моему уху:- знаешь, почему он один бегает? чтобы никто не увидел, как он внутри живёт. Вон, даже баб дальше летней кухни не впустили.

Может быть, и вправду дед что-то такое заметил, может привиделось от старости - но во всяком случае, стол был нежадный. Наравне с простыми огородными кушаньями, свойской свининой, курятиной, хозяин выставил и дорогие столичные блюда - балык, сервелат, ветчину - и конечно, неизменную красную икорку, причём не намазанную на бутерброды, а сыпом вместе с ложкой в хрустальном вазоне. Ешьте, мол, гости дорогие - я не скаред, и напрасно вы обо мне думали.

- Димитрий, а что это за грибы?- вопросил диакон, бооольшой знаток, когда увидел на столе широкую миску, до краёв заполненную тягучей взвесью маринада с лавровым листом, чесноком и перцем.

- Извините, мужики,- смутился хлебосольный хозяин, стыдясь показаться нехлебосольным.- Я сначала думал эти солёные грибочки на базаре купить, у старух - там и маслята, и грузди - но всё-таки не решился; не дай бог что случится, так я потом позора не оберусь. Пришлось брать грибы в магазине.

- А зря,- заметил худой да высокий как жердь, которого все звали Фёдором. У него передёрнулся кадык, сглотнувший слюну от смачных воспоминаний.- Я однажды купил банку чёрных груздей у одной задрипанной бабки, потому что очень вкусно они за стекляшкой смотрелись - но поначалу опасался, слепая, отравит; зато когда раскушал, мужики, да под бутылочку водки, то чуть было в пляс не пустился - так хорошо стало на сердце.

- Хотите, я вам сейчас своих принесу?- привскочил чернявый мужичок, который по причине своего мелкого роста нёс венок вместе с бабами. Ему, наверное, теперь стало неудобно перед товарищами, вот он и выхватился из-за стола в эйфории всеобщего братства.

- Да сиди уже,- одёрнул его дедушка Пимен, тряханув за фалду костюма.- Тут и так полный стол, хоть бы половинку из этого съесть.

- А и вправду,- опомнился мужичок, хитро смекнув, что пока он будет туда-сюда бегать, остальные станут вкусно пить да веселиться.- Я потом занесу.

- Хорошо сидим, мужики,- гласно заметил диакон, и у многих сидящих даже волосы на голове завихрились от предвкушения трапезы, от ожидания долгой интересной беседы. Если, конечно, хозяин раньше времени не погонит домой.

А вот не погонит: он так трудно жил один, зажиточный среди обыкновенных, что теперь ему очень хотелось показаться перед соседями свойским малым, рубахой-парнем. Поэтому он бегал с подносами, суетясь если не услужить то ублажить точно - чтобы не было больше разговоров будто он зазнавшийся жадина.

Мужики это понимали, и наверное могли бы уже начинать гульбу: но если в другом доме они сразу хватались за бутылки, не дожидаясь команды хозяина, то тут следовало погодить - тут за тамаду сидел дьякон, а вероятно что за ним подойдёт и сам поп Сила.

Я вот так пишу - тамада гульба веселье - и вы можете здесь подумать, будто мы не уважаем смерть и её остывшего покойника. Ерунда: ну что толку слезить глаза да пускать сопли по старому человеку, коль ясно же, что пришло его покаянное время - так пусть он, вися душою под потолком, возле люстры, в последний раз покуражится вместе с нами.

- Митька хозяин, садись уже, хватит ерошиться,- пробасил диакон, фамильярно обращаясь к сыну божьему по праву своего старшинства. Тут все мужики были примерно одного возраста, кроме дедушки Пимена, но дьякон всё же весомее всех по-церковному - как если бы в пакет магазинной селёдки, серой дешёвой, вдруг попала красная дорогущая сёмга.

И Митрий тут же озвался, пробегая с последним подносом:

- Иду-иду, мужики!- а присев со всеми, счастливо отдулся:- Фууу, упарился. Да вы могли бы меня и не ждать.

- Ну как же можно без хозяина! - Нет, без хозяина нельзя! - Хозяин всему дому голова,- загомонил пышущий здоровьем стол на разные голоса. Но всё же, хоть первому налили хозяину, а всё равно ждали что скажет дьякон - каким словом старушку помянет и как крякнет вослед.

Диакон встал весь в чёрном, похожий на оперного певца; только петь он собирался не какую-нибудь развлекательную арию из Карменситы, а почти поэтическую оду во славу почившей старушки, и хоть старушка та была мелка по сравнению с этим гимном, с сонмом собравшихся вкруг её смерти, да и вообще с целым рабочим днём, посвятившимся её длинным похоронам - но всё же рядом оставалась её душа, безмерная и бесценная.