Помни имя свое (СИ)

Нужный ему домик полковник нашел быстро — он был здесь всего один раз и под вечер, но запомнил, как запоминал все, что когда-либо видел или слышал. Садовыми участками эти места уже не были, люди строили настоящие дома, кое-где даже коттеджи на соединенных участках. Но здесь был именно домик — крепкий, прямой, как и его хозяин, покрытый начавшей шелушиться желтой краской. На участке ничего не было — только сорняки и несколько яблонь, приносящих давно никому не нужный урожай.

Полковник постучал в окно, постучал уверенно, не ожидая выстрела в лицо или взрыва гранаты — постучал просто, чтобы предупредить, что он здесь. Потом прошел к двери — она вела не в дом, а на веранду.

Дверь оказалась открыта. Полковник прошел внутрь, особо не стараясь таиться — просто он привык ходить тихо и по-другому не умел. В доме было тихо, но он чувствовал, как чувствует старый, опытный волкодав — в доме кто-то есть.

Внизу, в единственной большой комнате — никого не оказалось. В углу была узкая, винтовая лестница на второй этаж, в мансарду. Полковник ступил на нее, чувствуя как скрипят старые ступени.

Ису Гурдаева он нашел наверху, в мансарде. Чеченец сидел в старой, черной рубашке за накрытым столом. На столе — пистолет Макарова, четыре бутылки водки, две пустых, одна полупустая и одна полная, какая-то немудреная закусь — заветревшие лепешки, мясо. Остро пахло сивухой, водка была плохой, дешевой. Такой здесь полно — на всю Россию делают…

Полковник подвинул стул, присел на другой стороне стола. Не спрашиваясь, налил полный стакан водки, хлобыстнул без закуси — ему это было еще нужнее. Обожгло рот, глотку, до слез, в нос ударило мерзким ароматом сивухи. Волка провалилась в горло, покатилась по пищеводу обжигающей лавиной…

Гурдаев поднял на своего коллегу поразительно трезвые, жесткие, умные как у волка глаза.

— Исполнять пришел…

Полковник не ответил.

— Давай… Лучше так, чем…

— Как это все получилось? — спросил полковник — как Ходов вышел из-под контроля? Ты что, ничего не знал?

Это было упреком чеченцу — старому, розыскному псу.

— Не знал — подтвердил чеченец — не знал.

Полковник неверяще покачал головой.

— То есть как — не знал?!

— А вот так. Не знал — и все.

— Это Ходов вас обманул? Вас?!

— Обманул — подтвердил Гурдаев — обманул…

В случившееся сложно было поверить. На шахматной диске — Ходов был никем, пешкой, ему до линии ферзей было — как до Китая раком. Пешка не может быть королем и тем более — она не может быть гроссмейстером. Тем, кто принимает решения и передвигает фигуры на доске, решая, кем можно пожертвовать ради выигрыша партии. Ходов должен был всего лишь выманить из укрытия старого, хромого лиса — Шамиля Басаева. Но вместо этого — случился Беслан.

— Иса Исаевич, что произошло? — настойчиво спросил Теплов — вы прекрасно знаете, что в таких случаях думает начальство.

— А ты? — спросил чеченец.

— Я не верю, что Ходов вас обманул — сказал после некоторого раздумья полковник Теплов — просто не верю. Он же никто, он даже не чеченец. Мелкий ублюдок, взломщик мохнатых сейфов [172]. Ему место — под шконкой, у параши…

Гурдаев вместо ответа — достал из-под стола еще один стакан, поставил на стол. Разбулькал по стаканам остатки водки из вскрытой бутылки. Накатили — не чокаясь, не вставая…

— Знаешь, в чем проблема, Миша… — сказал чеченский разыскник, странно шмыгнув носом — не с Ходовым, со всеми. У меня ведь не только Ходов там барабанил. Знаешь?

— Нет.

— А в том, что для нас они все — у параши. Все. Как то так получилось, что мы заигрались в игры. Этого — туда. Этого — сюда. А они не играют, они — живут.

— Живут? — не понял Теплов — вы о чем?

— Живут, Миша, живут — подтвердил чеченец — они просто живут. Они не пешки, не ферзи и не короли. Они просто живут, так как хотят. Мы врем — а они на самом деле верят. Мы манипулируем — а они делают.

— Не могу поверить, что слышу это от вас.

— Я тебе и другое скажу. Как думаешь, почему мы все сейчас в таком дерьме?

— В каком — дерьме. В том, что там произошло? — полковник выкинул руку в направлении, где умирал от боли небольшой город Беслан.

— Да это-то — что… Это не болячка, это — симптом. Когда у нас был Советский союз, когда я был советским ментом, а ты — советским пацаном — нас никому так было не взять. Ни Грозным, ни Бесланом, ни Буденовском, ничем. Потому что мы — сильные были. Мы жили, мать твою, и не врали самим себе. Если нам попадался преступник — как тот же Ходов — мы его сажали, а не выпускали, чтобы подобраться к еще большим преступникам…

— Иса Исаевич, я не верю в то, что слышу. Тогда что — оперативной работы не было? Что вы говорите?!

— Дай, договорю. Была, конечно, оперативная работа. Да только другая. Я кое-что понял, Миша. Сказать — что?

— Скажите.

— Вот этот Ходов. Никто, просто насильник, так? Более того — русский. Так что он нашел в ваххабитах, что решил стать двойным агентом?

— Двойным? Вы уверены?