Помни имя своё!

Сначала было как то нормально… просто не до того было. Квартиру Витя семье купил со своих заработков – хорошую, четыре комнаты, в самом центре. Компания помогла, дала кредит на квартиру, без банка, просто из зарплаты вычитали, хорошо работаешь – проценты не платишь, нефтяная компания заботилась о своих людях. Машину купил – пока жене, самому зачем машина на платформе – не тазик[58] с болтами и гайками, новенький Форд Фокус, уже иномарка, как-никак. В общем – себя обеспечил, не как в Европе, но нормально, тем более что Европу все трясло сейчас, все хуже и хуже там жили. А потом – по пирамиде Маслоу, обеспечил буровой инженер Витя свои насущные потребности – и захотелось ему обеспечить уже потребности духовные. Задумался Витя – отчего это так, его прадед в Отечественную погиб, защищая эту землю – а теперь, получается, что земля эта вроде как и не его, не может он по ней пройти так, чтобы не плюнули – не в лицо, так в спину. И почему это мы – без боя, безо всего – должны отделять эту землю от общего, от целого. А если все-таки повоевать? А если не отдавать эту землю – пусть не слишком сытную, да красивую – но какую есть! Если нашим дедам она была нужна – то почему мы от нее отказаться готовы, выбросить, как испачканную в ресторане салфетку? И вообще – почему эти, которые ходят и пальцы кидают – имеют на эту землю больше прав, чем он, русский человек? Ведь так никто толком и не сказал этим гордым от собственной ничтожности народишкам: придите с мечом и возьмите. Кого больше – нас или вас?

Так подумал Витя – и сразу в нем что-то переменилось. Не то, чтобы он в качалку там начал ходить, как местные, диким мясом обрастать. Но даже осознание того, что он – русский человек, и таких как он, русских – много, гораздо больше, чем этих, и они эту землю – не отняли оружием, чтобы так себя вести – заставило себя чувствовать другим человеком. И вести себя по-другому: хозяин земли русской на тротуар окурок не бросит, потому что своя земля. Подойдет – и в урну. И пьяным на ней валяться не будет…

А дальше – пришел в местное отделение Союза Ветеранов, они только организовываться начали, многие туда шли. По совету неразговорчивых, с недобрым блеском в глазах ветеранов – оформил разрешение, купил Сайгу-12 и сто патронов к ней, как положено, чтобы как мужик быть. Потом – подумал головой и еще одну Сайгу купил, только калибра 410 – для жены, чтобы дом тоже под защитой был. Вступил в Союз Русского Народа, на правах кандидата. Удивился, что ничего такого делать не надо, по улицам за кавказцами бегать не надо, драться не надо – это все малолеток дела, которые хотят помочь, да не знают, как. Просто плати взносы, выезжай на стрельбище, стреляй. Оказалось, что некоторые из охранников, которые нефтяные платформы охраняют – тоже в союзе состоят, а у них не только гладкоствол, но и автоматы есть.

И получилось так, что если ты поодиночке, то на тебя каждый наступит и пройдет. Еще и плюнет напоследок. Особенно – если этот кто-то принадлежит к маленькому, но гордому народу, за взятки закончил среднюю школу и не знает – как бы ему утвердиться среди сородичей, показать себя крутым. А вот если ты принадлежишь к Союзу, к объединению русских – то уже и не боишься ничего, знаешь, что за тобой – тоже люди есть, один за всех и все за одного. Как было написано в одной книге про Онорато сосьете, общество чести? В любой толпе – можно было их выделить, по тому состоянию зловещего спокойствия, которое отличало каждого члена этого общества, от пастуха до князя…

Витя не раз стрелял из своей Сайги по мишеням – но никогда по живому существу, он даже охотником не был. И даже с ружьем в руках, внушающим уверенность своей приятной, монолитной тяжестью – он почувствовал, как внутри промелькнул страх. Ставший уже привычным страх – он один, а их, дагестанцев, молодых, налитых силой, грязных и не стесняющихся своей грязи и своей силы, наоборот – применяющих ее легко и просто. Это русские ножик достают, чтобы попужать, а тут – чтобы зарезать…

Но в следующий момент – его охватила жестокая, почти звериная ярость. До него вдруг дошло, что он – на своей земле, земле, которая была его прадедов, его дедов, его отцов – а теперь стала его. И это землю – у него не отнимет никто, даже эти…

В себя он пришел – ошалевший, оглохший от стрельбы, ничего не понимающий. Пахло пороховым дымом и еще чем-то… он не понимал, чем. В голове шумело… как большой колокол ударил, звук долго не уходит…

Впереди кто-то взвизгивал. Приора – стояла с искалеченным капотом, разбитыми стеклами и там кто-то визжал, как собака, которой очень больно.

Командир их небольшой группы – прошел вперед, хлопнул пистолетный выстрел – и визг оборвался.

– Молодец, Витек… – кто-то похлопал его по плечу – мы уж думали… А ты их в одиночку, как Рэмбо. Красавец! Давай, садись, поехали. Пока остальные не сбежались.

Только тут Витек, простой инженер понял – что он сделал…