Помни меня

Может быть, при всех своих достоинствах босса Лукас Маккарти не очень дружелюбен в своей личной жизни? Да, он был великолепен в инциденте с Робином, но я уже взрослая и знаю, что люди – сложные существа. В одной ситуации можно быть спасителем, а в другой – дьяволом. Я его не знаю. Мне приходится все время напоминать себе об этом. И мне только казалось, что мы движемся в сторону непринужденной близости.

Я спускаюсь, и Дев спрашивает:

– Значит, водопроводчик определенно будет в четыре?

– О, не знаю! – Я чувствую себя виноватой, хотя не сделала ничего плохого. – Он говорил по телефону.

– Ладно, не расстраивайся. Скоро я сам у него спрошу. Мы с Китти беседовали о дневниках. Ты когда-нибудь вела дневник?

– Да, вела! – восклицаю я с энтузиазмом, радуясь возможности переключиться. – Это было последнее, что я писала до рассказа для вашего конкурса с открытым микрофоном. Еще в школе. – Знал бы ты, какие там пикантные подробности о твоем младшем брате! А вдруг он знал?

Дев подталкивает локтем Китти:

– Тебе нужно завести дневник. Теперь я жалею, что не вел дневник.

– О господи, никто не ведет дневник! Что я, какая-то викторианская особа! – отвечает Китти. – Типа, я писала бы дневник в своей большой смертной ночнушке и типа ела пирог с бараниной и все такое. Писала бы одной из тех ручек, которые перья.

– Что такое, черт возьми, смертная ночнушка?! – спрашиваю я, не обращая внимания на то, что Китти фактически назвала меня древней.

– Ну, те ночнушки, которые носят привидения. А еще их надевают на старых людей. Ну, вы знаете. Как в «Рождественской песни Маппетов».

– Ха-ха-ха! «Рождественская песнь Маппетов»! А как же Чарльз Диккенс? – восклицает Девлин.

– Я знаю, кто такой Чарльз Диккенс!

– Правда? – удивляется Девлин.

– Он медведь, и он рассказывает историю.

Мы с Девлином переглядываемся и заходимся от смеха, а Китти ворчит:

– Да ну вас!

Лукас снова появляется в баре, полностью одетый, и моя веселость испаряется. Я быстро нахожу себе работу и принимаюсь за уборку, опустив голову. Но я чувствую, что Лукас стремится встретиться со мной взглядом, чтобы успокоиться или найти подтверждение. В конце концов, он загоняет меня в угол у ведерка со льдом.

– Джорджина, у тебя сегодня вечером найдется время, чтобы немного поболтать? После того как мы закроемся? Приходи в мою квартиру в половине двенадцатого.

– Э-э…

Я этого не ожидала, и мне не по себе. Но я не могу навскидку придумать, какие у меня могут быть дела около полуночи в четверг.

Несколько часов назад я бы ухватилась за шанс заглянуть в его квартиру. Но я снова не знаю, кто такой Лукас Маккарти, и не хочу, чтобы меня во второй раз завлекли, а потом обдали презрением.

29

В конце моей смены я уже второй раз за сегодняшний день поднимаюсь по лестнице в квартиру Лукаса. С гораздо менее легким сердцем, чем прежде.

На этот раз дверь закрыта, и Лукас открывает, как только я стучу.

– Что-нибудь выпьешь? – спрашивает он.

– Спасибо, только чашку чая.

– О господи, ты заставляешь меня пить одному? Тебя не соблазнит виски?

Я пожимаю плечами:

– Пожалуй.

Мне не нравится этот обворожительный обманщик. Говори о своей покойной жене, что тебе заблагорассудится, но не впутывай в это меня. Лукас направляется на кухню, которая расположена рядом с гостиной. Я окидываю взглядом маленькую спартанскую комнату: в одном углу телевизор, в другом – папоротник в горшке.

Я опускаюсь на диван перед кофейным столиком, который завален административными документами, ведомостями, выписками с банковского счета. Впервые я осознаю, как ему должно быть одиноко вдали от родного города, в квартире над пабом, который отнимает все время.

Появляется Кит, громко стуча когтями по деревянному полу, и я с облегчением вздыхаю. Он устраивается у моих ног, а я глажу шерсть у него на загривке.

Лукас подает мне стакан и садится напротив в плетеное кресло. Он ставит свое виски на столик между нами.

– Мне хотелось бы объяснить, что это было. Тот телефонный разговор, который я вел, когда ты вошла. – Он делает паузу. – Сказать, что тебе наплевать на твою покойную жену – это весьма необычно. Дев говорит, что рассказал тебе о ней? – Лукас закатывает глаза, затем улыбается, и я смущенно киваю.

– Лукас, – говорю я официальным тоном, – ты вовсе не должен этого делать, правда. Это не мое дело. Я бы предпочла не совать свой нос.

– Мне хочется объяснить, – настаивает он.

Лукас отпивает виски, и я молча следую его примеру. Конечно, слова, которые я услышала, были мерзкими, но зачем ему объясняться?

Может быть, это душевная потребность плохого мальчика, склонного предаваться размышлениям. Ему нужно контролировать свой имидж.

– Я разговаривал с моим другом, который в Дублине… Бывшим другом, Оуэном. У него был роман с Нив как раз перед тем, как она умерла.

Я открываю рот и снова закрываю, затем выдыхаю:

– О!

Я придумала имидж Нив: она трагическая и преданная. Не изменница. О!