Помни мой голос

И хотя пиршественные обеды и ужины завоевали Маргарет репутацию добросердечной хозяйки и произвели благоприятное впечатление на многочисленные семейства, проживавшие в заливе Гулливера, семейство Даш продолжало вносить разлад в душевный покой матери Флоренс. Уже одно то, что в сравнении с элегантной и изысканной Селией Даш, с волшебными иссиня-черными волосами, Маргарет Лайтфут казалась себе облезлой гиеной, вздумавшей тягаться со светской львицей, лишало ее последних капель уверенности. Что до Уильяма Даша, не уступавшего Селии в красоте, то особый шарм ему придавали безмятежная расслабленность и манеры человека, заботившегося лишь о теннисных турнирах да о черном лабрадоре Хантере, постоянно удиравшем в город. Перемена погоды землевладельца Уильяма Даша не волновала. Основной доход он получал от наследственных капиталов, а не от росших на его полях злаков. Не тревожил он себя и заботами о домашнем хозяйстве, так как тем ведала Селия. Под ее командованием беззаветно преданные ей повара, горничные, дворецкие, садовники и шоферы работали как хорошо отлаженный механизм. Селия обладала неоценимым даром: она умело внушала слугам, что, кроме них, с этой работой никто не справится, а их поле деятельности – вотчина, где они являются законными властелинами. Слуги преисполнялись гордости и трудились не покладая рук, доказывая свою незаменимость. У Маргарет волосы на голове шевелились от ужаса, когда она представляла, что за бесчисленные благодеяния Уильяма и Селии рано или поздно наступит расплата и ей придется пригласить Дашей на ужин.

Флоренс треволнения матери не касались, и тем утром в церкви она прожигала взглядом спину Обри, хотя Обри – поразительно! – никак на это не реагировал. Конечно, Флоренс не блистала классической красотой, однако шаловливый задор и живость ума придавали ей особый шарм в глазах большинства мальчишек-сверстников. Большинства, но не Обри. По неведомым Флоренс причинам Обри был поглощен незнакомой девицей, свалившейся этим летом на Дашей как снег на голову. Старинная французская приятельница Селии прислала к Дашам дочь, чтобы та попрактиковалась в английском. И теперь Обри Даш не отрываясь смотрел на точеную фигурку Элиз Дюжарден, девушки с темными испуганными глазами олененка, выскочившего на неведомую полянку. Вероятно, его очаровали ее настороженная беспомощность, неземная хрупкость, своеобразие и аристократичность. Она сидела перед ним на скамье, зажатая с боков его крепко сбитыми двоюродными сестрами Бертой и Джейн Клэрмонт, и не походила ни на одну девушку, когда-либо виденную им в церковной общине.

На Флоренс француженка впечатления не произвела, и Флоренс, скользнув по ней равнодушным взглядом, тотчас о ней позабыла. Обычная серая мышь, только курчавая. Опасности не представляет. Опасность – и немалую – представляли совсем другие девушки залива Гулливера. Например, две ее явные соперницы: высокая, женственная Натали Картер или огненно-рыжая Джинджер Лейтли. Обе на год старше Флоренс и гораздо искушеннее ее. Кудрявая француженка не годилась им и в подметки, смотри на нее или не смотри. И что только Обри в ней нашел?

Служба кончилась. Прихожане высыпали на улицу и, нагуливая аппетит перед воскресной домашней трапезой, по устоявшейся традиции сбились в кучки, дабы посплетничать и обменяться новостями. Даши, как водится, пригласили на воскресный обед викария. Обри задержался на церковном пороге, благодаря преподобного Миллара, и Флоренс краем уха уловила, как викарий сказал:

– Тешу себя надеждой послушать твой французский.

Обри смущенно хихикнул.

– Боюсь, наша гостья сочтет мое знание языка удручающим.

«О чем это они?» – мысль мелькнула в голове Флоренс и тут же пропала – подошла ее очередь жать руки преподобному Миллару и возносить хвалы его неподражаемой проповеди, из которой девушка не слышала ни слова.