Помни о микротанцорах

Сейчас людей стало мало. Сейчас многие семейные пары не заводят детей вообще, вполне довольные жизнью и друг другом. Другие заводят одного ребенка и практически никто не имеет двоих. За три десятилетия численность людей на земле сократилась втрое. Человеческая волна отхлынула, обнажив пустые свободные пространства, которые были засажены быстрорастущими лесами.

Лес остался позади. Над широкой равниной здесь и там возвышались отдельно растущие огромные деревья, и в кронах каждого наверняка жил целый зоопарк.

Зеркальные тапиастры поражали воображение толщиной своих стволов и длиной веток, идущих паралельно земле. Шагающие синелории опирали свои ветви на толстые воздушные корни и, когда недолговечный ствол сгнивал, образовывали новый ствол – так дерево шагало, проходя каждый год метров по двадцать или тридцать.

Королевские бансы были усыпаны цветами так, что казались не деревьями, а шарами фейерверка, плотные лепестки цветов размером с ладонь ребенка опадали и под деревьями образовывался целый цветочный ковер, но на вечноцветущем дереве цветов не становилось меньше. Лепестки цветов королевского банса смертельно ядовиты для человека, а его запах эротически возбуждает, его толченая кора вызывает ступор и потерю сознания, во время которой человек видит божественные видения, настойка из его мелких ромбовидных семян вызывают неудержимую рвоту у разбойников, насильников, голубоглазых блондинок и убийц, а отвар из древесных волокон вызывает психическое расстройство, при котором человек повторяет одно и то же слово, и слово у каждого свое.

К вечеру фургон прошел всего лишь километров двести по прямой и остановился в неглубокой балке, все склоны которой зарасли густым диким виноградом. Здесь ощущалось присутствие человека: сквозь виноград были протоптаны тропинки и на тропинках валялись обрывки бумаги, щепки, битые стекла и старые ботинки.

Браузовский излучатель показал вид местности с высоты птичьего полета: балка расширялась и уходила вдаль, в сторону темного леса на горизонте, деревьев становилось чем дальше, тем больше и примерно километрах в четырех от фургона, среди деревьев стояло несколько кирпичных зданий, огражденных каменным забором.

В нескольких местах забор был проломлен. Внутри ходили старомодно одетые люди.

– Можно дать увеличение побольше? – спросила Катя, – Я хочу увидеть их лица.

– Зачем?

– Знаю, но не скажу.

Гектор попробовал, но не получилось. Люди ходили, наклонив головы, и смотрели в землю.

К ночи разбили три палатки: две неподалеку от фургона и одна в пятистах метрах от стены. Отсюда был виден один из проломов и даже угол домика внутри.

Серега и Лорик перенесли ящик с оружием и целую ночь занимались приведением в порядок этого хозяйства.

Ребенок удалялся, ведя на поводке большерукое существо. Существо шло не нагибаясь, но при этом опиралась о землю ладонью левой руки – что недоступно даже для самых длинноруких обезьян. Правой рукой оно прижимало к себе кокон.

Мира ни разу не обернулась.

– Это ужасно, – сказал Валин, не обращаясь ни к кому.

– Ваша дочь? – переспросил Гектор.

– Нет. Ужасно ЭТО.

– Любая доминирующая отрасль знания рано или поздно выращивает свой цветок ужаса. Так было с церковной наукой, потом с политикой, потом с физикой, теперь пришло время биологии. Это еще не конец, что-нибудь придумают и после нас.

– Если только будет «после нас».

– Не надо так пессемистично. Она вернется.

Мира и урод удалялись в сторону стены. Стена была очень простой, кирпичной, старой, обложенной зеленой грязной плиткой. Около угла стена обвалилась; теперь здесь лежала лишь груда битого кирпича. Мира шла первой, а послушный урод ступал следом за ней. Они шли по узкой тропке, протоптанной среди побегов винограда.

– Осторожно, здесь щель, – сказала она, хотя существо не могло ее понять.

Клон развивался быстро, но все равно оставался не умнее двухмесячного младенца.

Вдобавок, его накачали лекарствами так, что собственной воли в нем осталось не больше, чем в траве, гнущейся под ветром. Но, кроме разума и воли, есть инстинкт и этот инстинкт толкал существо вперед.

Клона нарядили в обыкновенную женскую одежду, довольно старую, консервативную: летняя блузка и брюки из обыкновенной тонкой однотонной ткани.

На ногах сандали. Прическа – классический хвостик. В кожу у пупка продели серебряное колечко: так иногда делали в самом начале века, еще до того, как люди перестали терзать свои тела, еще до того, как из моды вышли даже обыкновенные сережки. Колечко не простое, а с покрытием из деградационных полимеров, которые, постепенно распадаясь, выделяют вещество, снижающее агрессию. В ближайшие восемьдесят – девяноста суток клон будет совершенно неагрессивен, если только не потеряет кольцо.

– Здесь щель, – сказала Мира и в первый раз обернулась. – Иди осторожнее.

Она обернулась и замерла, пораженная тем, что увидела.

– Я вижу, – ответил клон. – Иди вперед. Не останавливайся. Если остановишься, я тебя укушу.

– Ты же не умеешь говорить!

– Вперед, – повторил клон, – Я сказала, вперед!

– Там что-то не так, – заметил Валин, – она с ним разговаривает!