Помни обо мне

А когда ввела Таню к себе в комнату, то и назвалась:

- Зовут меня Зинаида Васильевна, так ты меня и зови.

В комнате чисто, уютно, тихо, Большая кровать с горою взбитых подушек, комод, иконка в раме за стеклом, на подоконнике комнатные цветы - столетник, фуксия, лилия, на полу фикус под самый потолок, в углу на стене вешалка с одеждой, отрывной календарь, грамота...

- За ударный труд, - без тени хвастовства пояснила хозяйка, заметив взгляд Тани. - На чулочной фабрике я работаю.

Вела себя свободно, непринужденно. Тане почудилось, будто бывала она в этой комнате много раз.

- Пойду чайник на газ поставлю...

Ушла, надолго оставила Таню одну, Таня в одиночестве как-то еще больше привыкла к комнате. Вернулась с кипящим чайником.

- Не соскучилась? А я в булочную сбегала, конфеточек для тебя купила...

Напоила Таню чаем, ухаживала за ней, как за дорогой гостьей, ни о чем не расспрашивала, наоборот, рассказывала о себе:

- Одна живу, совсем одна, раньше общая квартира была, да я отгородилась, прорубила отдельный вход. Муж у меня машинист был, попал в аварию, с тех пор у меня никого. Другие скучают, а я помолюсь - и все на месте. Хочешь, почитаю тебе?

Убрала со стола посуду, усадила гостью поудобнее, подложила под руку ей подушечку, зажгла настольную лампу, из комода достала книгу.

- "Кто ищет Христа, пусть тот вступит в странническую жизнь и ищет Его и действительно найдет Бога в сей жизни. Кто желает совершенства, пусть тот изберет странническую жизнь, в ней познает он путь к совершенству, в ней найдет совершенство. Очистится от скверн, освободится от всякого лукавства, облечется в сокрушение и смирение. Кто хочет преуспеть, тот должен учиться сему вне своего отечества, и хотя он еще на земле, но сердце его уже на небе..."

Читала не торопясь, иные слова повторяла, внушительно, громко, заметно было, что чтение доставляет удовольствие ей самой.

- Что за книга? - поинтересовалась Таня.

- "Цветник", - объяснила хозяйка. - "Цветник нравственный". Есть такая старинная книга.

Не все понятно, что читает Зинаида Васильевна, но самый звук ее голоса, мягкий свет, тишина вокруг растревожили Таню чуть не до слез, и она вдруг, неожиданно для самой себя, призналась Зинаиде Васильевне в том, что ее любил один человек, а теперь разлюбил, что осталась она одна и ничего больше не хочет от жизни.

Она что-то преувеличивает, что-то искажает, сама не различает, где правда и где выдумка, преображает действительность, как подсказывает ей ее чувство...

Зинаида Васильевна погладила девушку по голове и опять ни о чем не стала расспрашивать, лишь сказала:

- А ты молись...

И опять обратилась к книжке:

- "Девство настолько выше брака, как золото выше серебра, как пшеница выше соломы, жемчуг - раковины, золото - земли, плод - корня. Всякая добродетель велика, и приобрести ее - предмет самого сильного желания, однако нет столь высокой добродетели, как девство. Ибо девство есть та добродетель, которая первее всего воссияла в раю, прежде чем змий коварно обманул наших прародителей. Брак начинается и оканчивается тлением, девство же возводит мир к нетлению и делает людей ангелами..."

И Тане стало так покойно, так утешительно, что все обиды отодвинулись куда-то далеко-далеко. Выходит, она правильно сделала, что ушла от Юры: девство выше брака. И она подумала, что обязательно придет сюда еще раз, придет не один раз.

Дремота сковывала ее все сильнее. С трудом заставила себя подняться.

- Спасибо, - сказала Таня. - Пора. Если позволите, я опять забегу завтра.

- А ты не молись, - сказала Зинаида Васильевна. - Никто тебя не неволит. Побудь одна, подыши тишиной, успокойся. Смотри на Него...

Зинаида Васильевна взглянула на икону и тотчас отвела взгляд, ни к чему не хотела принуждать Таню.

- Останешься?

- Остаюсь.

Тане и вправду не хотелось уходить, так спокойно и тихо в полутемной прохладной комнате.

- Ну, а я пошла, - сказала хозяйка.

- А если кто зайдет?

Зинаида Васильевна точно ждала этого вопроса.

- Не отвечай, будто тебя тут и нету.

Сильными сухими пальцами взяла Таню за плечи, и та подчинилась, привстала. Подтолкнула Таню к одежке, висевшей на гвоздиках, вбитых в стену, задернутой натянутой на бечевку простыней, отдернула простыню, сунула руку за платья, уперлась - и стена подалась...

Все было так просто, так естественно, и вдруг перед Таней открылась какая-то тайна, хотя на самом деле открылась лишь неприметная дверь в стене, оклеенная такими же, как и вся комната, обоями в голубеньких цветочках.

- Иди, иди... - Зинаида Васильевна подтолкнула ее.

Таня отшатнулась:

- А что там?

- Тайничка моя, схоронушка.

- Зачем?

- Да ты не бойся, иди, никто не потревожит. Я вернусь, выпущу...

Таня нерешительно пошла. Дверь низенькая, пришлось наклонить голову. В комнате полусвет, а здесь совсем темно. Зинаида Васильевна зачиркала спичками.

- Сейчас, сейчас...

Розовый огонек метнулся и задрожал. Зинаида Васильевна зажгла лампадку. Выступило из тьмы лицо - длинное, коричневое, с беспокойными невидящими глазами. Христос. Какой-то странный Христос. Узколицый, неестественный, от всего отрешенный...