Помни обо мне

- Стучите налево.

Оказывается, соседка.

Налево так налево. Постучал.

- Заходите.

Вот где обитала Таня! Скромно обставленная комната. За шитьем у окна женщина. Вот какая у нее мать! Нестарая. Даже красивая. Две косы вокруг головы. Темно-русые, без малейшей седины. Большелобая. Холодные голубые глаза. На щеках легкий румянец. Бледные губы… Не похожа на Таню. И чем-то похожа… Белая блузка, темная юбка, тупоносые туфли на низком каблуке… Ничего не осталось от деревенской девушки, какой она когда-то появилась в Москве.

Вопросительный неласковый взгляд.

- Здравствуйте. Я… товарищ Тани. Мы учимся в одном классе. Мы хотим знать… В смысле - ее товарищи. Она так неожиданно уехала. Мы хотим узнать ее адрес.

А Танина мать молчит. Откладывает шитье в сторону. Встает. Сцепила спереди руки. Мало сказать, что взгляд ее недружелюбен. Она не произнесла еще ни слова, но Юра понимает, что она знает кто он, знает все.

- Это вы тогда привезли Таню на такси? Напоили пьяной и привезли?

- Я не напаивал…

- Так вот, молодой человек, Таня уехала, и незачем вам больше сюда ходить.

Все-таки Юра пытается что-то сказать:

- Тане необходимо… закончить… школу. Понимаете? Комсомольская организация поручила мне…

А мать свое:

- Хватит! Каждый день…

- Что каждый день?

- Начала пропадать. И утром. И вечером…

- Да не бывала она у меня!

- Врете! Лопнуло мое терпение. Я так ей и сказала: пойду в школу и все расскажу!

- Что?

- Про ваши отношения!

- И после этого… Таня уехала? Значит, это ваша вина?

И тут же понял, что ответа он не дождется. Вот-вот она заплачет, закричит, и Юра услышит такое, после чего никогда уже не сможет заговорить с этой женщиной…

Он не помнит, как очутился за дверью.

Тетка с желтым лицом дежурила в коридоре. Она участливо посмотрела на Юру.

- Прогнала?

Тот кивнул.

- Не обижайся, - утешила она его. - Марья Ивановна не в себе…

Зашаркала к двери напротив, потянула юношу за рукав.

- Тебя как зовут?

- Юрий…

- Зайди, милок…

В комнате теснее тесного, мебели немного - кровать, стол да рыночный буфет, но вся комната загромождена разным хламом, всякими ящиками, картонками, футлярами из-под загадочных допотопных вещей.

- Заходи, заходи, голубь. Юрой, говоришь, звать… Так, так. А меня Прасковьей Семеновной. Садись.

На стуле тоже какие-то коробки из-под конфет. Юра присел на краешек.

- Серчает? - спросила Прасковья Семеновна, подразумевая Марию Ивановну. - Точила, точила дочь, вот и дождалась. Танюшка матери пуще огня боялась. Слова ни с кем не скажи. Она и не говорила с матерью. Со мной, с соседкой, говорила больше…

- А не говорила, куда собирается? - с замиранием сердца спросил Юра.

- Как не говорила! - невозмутимо ответила его собеседница. - Всеми переживаньями делилась, даже письмо оставила.

- А мне нельзя посмотреть?

- Да оно тебе и написано…

- Мне? Вы же не знаете меня…

- Танюшка разъяснила. Говорит, обязательно придет. Юрой зовут. Начнет допытываться, ты и отдай…

- Так давайте…

- Сейчас, сейчас, голубь…

Из-под старинной ореховой шкатулки вытянула письмо.

Юра нетерпеливо надорвал конверт.

«Юра, я думаю, ты будешь меня искать. Только все бесполезно. Ни ты, ни мама не хотите меня понять. Я решила уехать. Не ищи меня, это тайна. Мы больше не встретимся, но ты помни обо мне. Мне будет легче при мысли, что ты хранишь меня в своей памяти. Прощай…»

И неровное, недописанное Т…

У Юры защемило сердце.

Старуха участливо смотрела на гостя.

- Оставила адресок?

Юра отрицательно покачал головой.

- Сильно, видать, обидел. Разуверилась в тебе…

- Да не обижал я…

Слабая улыбка тронула старушечьи губы.

- Ты от меня не таись, я Танюшке заместо второй матери…

Сама Прасковья Семеновна не собиралась таиться перед Юрой.

- Как же это ты, соколик, променял Танюшку на какую-то вертихвостку? - попрекнула старуха юношу. - Мне все известно: и как под Новый год гулять собирались, и как расстроилось все, и как подался ты с какой-то генеральской дочкой на всю ночь на дачу… У девки сразу руки опустились. Я ей говорю: никто, кроме бога, не поможет, помолись, он к тебе и вернется. Повела ее к отцу Николаю, это духовник мой. Пошла. Только не нашел он ключа к ее сердцу…

Юра отлично понимал: то, что имело значение для Прасковьи Семеновны, не имело значения для Тани - комсомолке искать утешение у бога!

- В сильном была расстройстве, - продолжала старуха. - Поехала я на пасху на могилку к мужу. И Танюшка со мной. От скуки, от печали поехала. Познакомилась там с одной женщиной. Не знаю уж, чем та ее приманила, только зачастила к ней Таня. Она и сманила…

Юра - весь внимание:

- Что за женщина?

- Да на кладбище, на кладбище, говорю, познакомились. Зинаидой Васильевной звать, других-то подробностей я не знаю…

- А почему, думаете, она сманила?

- А как же! Перед самым отъездом Танюшка с Зинаидой Васильевной домой зашла. И вышли вместе. Забежала ко мне попрощаться, отдает письмо, говорит: «Обязательно придет, Юрой звать, будет мной интересоваться». - «Куда ж ты?» - «В Бескудниково, говорит, пока в Бескудниково». Врать она никогда не умела…