Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

— Идемте ко мне, — предложил худощавый молодой человек, подхватив скромный багаж путешественников. — Я догадываюсь, что привело вас в Зомботаун. Не знаю, как вас зовут, но Перпетуя называла своего брата Ванделином. Так ты и есть Ванделин? Я тебя сразу узнал: ты точная копия Перпетуи. Значит, тебе удалось вырваться из кошмарных лагерей Баба Туры? Что ж, слава богу, если этот бог существует. А знаешь, я полностью на твоей стороне. Так же, как и ты, я ненавижу и презираю продажных приспешников правительства и отъевшихся шпиков. Не беспокойся, уж они-то не пощадят патриотов, перебьют всех до единого, не задумываясь, эта работенка им по вкусу. А вот уберечь, защитить молодую мать, на это они, старина, не способны. Одно вытекает из другого, брат Ванделин, ведь если бы на месте этой продажной шкуры был Рубен, неужели ты думаешь, что Перпетуя погибла бы? Нет и нет! Гибель нашей дорогой Перпетуи тесно связана с убийством великого Рубена, хотя с тех пор прошло уже почти десять лет.

Рассуждая таким образом, худощавый молодой человек привел наконец несколько растерявшихся путешественников к себе в дом, где уже собрались какие-то необычайно серьезные молодые люди, и усадил в большие удобные кресла. Наливая пиво «Бофор» в стаканы, хозяин представил гостей друг другу:

— Это Ванделин, брат Перпетуи, тот самый, что сидел в лагере на Севере, его только что выпустили. А это его двоюродный брат. Ванделин, ты здесь можешь говорить совершенно откровенно, это надежные друзья. Вот это инженер Лесного ведомства, два года назад он вернулся из Парижа, где учился в институте. Стефано, я обещал Ванделину доказать, что смерть его сестры да и всех других женщин, которые погибли таким же нелепым образом, — прямое следствие убийства Рубена, совершенного десять лег назад. Расскажи, что тебе довелось видеть хотя бы в той узкой сфере, которая связана с твоей профессией.

У человека, к которому он обратился, было умное лицо, длинные спутанные волосы и борода, он был не тучным, а скорее маленьким и пухлым. До той минуты он с отсутствующим видом изучал какие-то деловые бумаги, которые ворохом лежали перед ним на столе, но тут сразу же с готовностью повернулся к Эссоле и, не глядя на собеседника, заговорил на языке, весьма распространенном в Ойоло, — на смеси французского и банту. Тон у него был благожелательный и участливый, он напоминал сейчас педагога, который беседует со своими учениками.

— Так вот слушай. Меня с каждым днем все больше приводит в отчаяние то, что мне приходится видеть в Юго-Западной провинции, откуда я приехал и куда должен вернуться через несколько дней. Видишь ли, я там единственный инженер Лесного ведомства и отвечаю за десятки тысяч квадратных километров леса, где растут бесценные породы деревьев — некоторые из них встречаются только у нас, и нигде больше. И представляешь, с чем мне приходится сталкиваться? Да, да, я видел собственными глазами, как европейские предприниматели ради того, чтобы добыть и вывезти небольшое количество нужной им для экспорта древесины, уничтожают целые гектары леса и плантации какао, прокладывая себе дорогу, — если бы не видел все это сам, я ни за что не поверил бы в такое варварство.

— Одним словом, грабеж и насилие, как до независимости, — устало заметил Эссола.

— Да нет, хуже! — решительно отрезал Стефано.

— Вот как?

— Гораздо хуже, и вот почему: когда я вернулся из Парижа, на несколько недель моим начальником стал хранитель вод и лесов, занимавший эту должность чуть ли не двадцать лет. Само собой разумеется, это был тубаб, но человек он был сведущий, добросовестный, а главное, знал законы природы и понимал необходимость соблюдать их. Мне не раз доводилось видеть, как он противостоял самым могущественным предпринимателям, стоило им перейти определенные границы. И он заставлял их отступать. Я думаю, он и прежде придерживался такой же точно линии, и ему, безусловно, удавалось спасать наши леса еще до независимости. А вот после его отъезда на это место назначили уроженца Севера, ставленника единой партии.

— Это в их духе! — заметил Эссола, не повышая голоса.

— Имей в виду, — продолжал Стефано, — что он отнюдь не дурак и мог бы в случае необходимости разобраться кое в чем, но при условии, что ответственным лицом, которое решает технические вопросы, был бы все-таки человек профессиональный, ну, скажем, я, так как занимающий должность хранителя разбирается в лесах и водах не больше, чем в династиях китайских императоров. Но все это не так-то просто! Тубабы не выходят из его кабинета, суют ему взятки и получают от него любые печати на свои бумажки. А если бы я вздумал возмутиться, устроить скандал, меня тут же упрятали бы за решетку, предлог найти нетрудно: рубенист, ведет подрывную работу, да мало ли что еще! Короче говоря, со мной никто не считается. И должность хранителя занял другой человек.