Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

Тут как раз поднялся Мартин и произнес глупую и бессвязную речь. Под конец он совсем сбился, но его заключительные слова как бы послужили сигналом, и началась невообразимая суматоха. Раздались пронзительные крики женщин, болезненно отозвавшиеся в ушах школьницы, тем более что смысла их причитаний она не понимала. Затем безумие, как ей показалось, овладело всеми, подобно опьянению. Несколько раз она слышала свое имя, но не могла понять, то ли ее зовет кто-то, то ли просто разговор в комнате идет о ней. Вдруг Мартин торжественно направился в уголок, где она пряталась, и, взяв за руку, потащил через толпу, дыша на нее винным перегаром. Он подтолкнул ее к Эдуарду, и Перпетуе почудилось, будто она очутилась на сцене, залитой ярким светом. По указанию своего брага сидевший до той минуты Эдуард встал, и вот тут-то волна пронзительных женских криков достигла необычайной силы.

— Да обнимитесь же! — кричали вокруг. — Чего вы ждете?

Словно в кошмарном сне, Перпетуя увидела, что Эдуард наклоняется к ней. Затаив дыхание, полузакрыв глаза, она отпрянула, наклонив голову вниз, и тут же почувствовала, как руки мужчины коснулись ее, заскользили вдоль тела и, на мгновение замерев на бедрах, растеклись, точно две теплые лужицы по бокам. Вдруг молодой человек вздрогнул и, как уверяла Катри, в порыве нежности стиснул в объятиях Перпетую, словно собираясь поднять на руках. Перпетуя, чуть заметно оттолкнув его, сжалась в комок, и молодой человек отпустил ее, но рук не отнял, все еще продолжая держать девочку под мышки. Неясный гул голосов повис в воздухе, Перпетуя с тревогой ждала дальнейшего развития событий, время тянулось бесконечно. Наконец кто-то довольно грубо втиснулся между ними.

Чья-то рука легла Перпетуе на плечо, принуждая сесть на стул, и, открыв глаза, она обнаружила, что сидит рядом с Эдуардом. Украдкой взглянув на него, она увидела, что он отвернулся, верно тоже оробел, а может быть, его, как и ее, охватило отчаяние оттого, что эти пожилые люди таким жалким образом устраивают судьбу своих детей.

А потом на Перпетую никто уже не обращал внимания и, как предсказывала Катри, никто даже не подумал спросить ее, чего она хочет. Решалась ее судьба, а она была как будто ни при чем.

Пока мужчины продолжали пить в доме, во дворе, получив на то специальное разрешение Норбера, который заглянул сюда к концу дня, остальные при свете факелов устроили танцы. В надвигающихся сумерках гремели тамтамы. Близилась ночь. И Перпетуя слушала, как празднуют преждевременный закат ее детства.

Вскоре, однако, ей подали знак, чтобы она покинула свое почетное место рядом с Эдуардом и отправилась помочь матери на кухне, которую временно перенесли в дом Катри из опасения, что дым может побеспокоить гостей. И Перпетуя занялась работой, которая отныне станет ее уделом до конца дней.

Той же ночью произошло событие, о котором Эссола просил Катри и Амугу рассказывать ему снова и снова. Было уже поздно. Перпетуя спала в доме супругов, где Амугу приготовил ей постель в большой комнате. И вдруг ее разбудила мать. С необычайной покорностью, отличавшей Перпетую с той поры, как исчез ее брат, в полной уверенности, что уставшей матери требуется ее помощь, девочка, ничего не подозревая, быстро встала, тем более что легла, не снимая одежды, как обычно делала в тех случаях, когда ей приходилось проводить ночь не у себя дома.

— Ступай за мной, — приказала ей Мария.

Обе вышли во двор.

Описывая этот эпизод, Катри старалась быть как можно сдержаннее, чувствуя, что молодой человек возмущен до глубины души. Эссола считал, что Мария повела себя в данном случае как торговец, который, получив назначенную сумму, желает тут же выдать товар — в подтверждение состоявшейся сделки. Этот случай, полагал Эссола, доказывал, что незадолго до этого, может быть всего несколькими часами раньше, почтенный Замбо передал Марии внушительную сумму денег.

Итак, обе они вышли во двор посреди ночи. Катри уверяла, будто из ее комнаты не было слышно, о чем говорили мать с дочерью, до того, как разразилась ссора. Внезапно Катри услышала плач девочки, мать в чем-то укоряла ее, а та все безутешнее рыдала. Потом началась какая-то возня. Перпетуя пыталась вырваться и спрятаться в доме, откуда мать вытащила ее, и в конце концов ей удалось это. Но мать тут же вбежала в дом вслед за ней, осыпая девочку злобными проклятиями.

— Ах ты дубина! — бормотала она устало. — Ах дурища! Ты что же, не знала, что когда-нибудь придет и твой черед? Не ты первая, не ты последняя! А как же все остальные, те, с кем это случилось до тебя? Можно подумать, будто тебя на бойню ведут или резать собираются!

Катри с мужем вышли из своей спальни, Амугу держал в руке зажженную лампу. Как и все жители деревни, в ту ночь он лег очень поздно, а так как толстяки обычно любят поспать, его одолевала неудержимая зевота, и Амугу без конца тер сонные глаза. Все окружили Перпетую, сидевшую на краю постели. Лицо ее было залито слезами, губы дрожали.

— Что случилось? — с притворным удивлением спросила Катри.