Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью

Зрелище было настолько трогательным, что у Мор-Замбы и сердобольного старца на глаза навернулись слезы, а Абена, чьи попытки сопротивления были сломлены захватчицами, пребывал в замешательстве, несмотря на то что его мать, подоспевшая к самому началу столпотворения, отозвала его в сторонку, чтобы утешить и объяснить, что глупо отказываться от подмоги, без которой ни ему, ни его другу никогда не удастся довести до конца это дело, которое и среди взрослых мужчин слывет одним из самых трудных.

— Тут радоваться нужно, а не вешать нос! — убеждала сына эта достойная всяческого восхищения женщина.

— Вот я и радуюсь, мама, — отвечал Абена тоном, который находился в явном противоречии со смыслом его слов.

— Да неужели? Что-то по тебе этого не видно, — укоряла его мать.

— Что же мне, на голове, что ли, ходить из-за этого? — оправдывался сын.

Позднее в этот день обнаружились новые и неожиданные подробности заговора. В час первой трапезы на стройке появились экумдумские девушки, которым наконец представилась возможность выказать свои успехи в кулинарном искусстве. Обилие и разнообразие принесенных ими блюд пришлось по вкусу проголодавшимся добровольным строительницам. А в конце дня девушки по-настоящему блеснули всеми своими талантами и устроили старшим сестрам и матерям настоящий пир. Между тем, когда усталость, подкравшаяся к труженицам за несколько часов до заката, ослабила их неистовый порыв, добрый старец привел на стройку певиц, приглашенных с другого конца поселка, из той части Экумдума, что граничила с дальней резиденцией вождя. Они давно были наготове, но до поры до времени держались в стороне.

Они явились, но без музыкантов, которые обычно аккомпанировали им, когда они плясали во дворце вождя, ибо старец не хотел, чтобы в это дело вмешивались мужчины. Однако, увидев, что они остались без сопровождения оркестра, мы, жители главной улицы Экумдума, выходившей на шоссе, не раздумывая, поспешили к ним на выручку со своими тамтамами — инструментами, разумеется, не особенно мелодичными, но зато задорными и веселыми. В то же время большинство наших юношей получили, таким образом, возможность хоть как-то искупить свою вину: они выделывали подлинные чудеса на тамтамах, выказывая хоть и запоздалое, но искреннее рвение, по достоинству оцененное Мор-Замбой, который пылко обнял музыкантов, показывая, что он хочет забыть прошлое.

Итак, наш поселок в конце концов поддержал обоих друзей, хотя сделал это, надо признаться, благодаря женщинам. Но ведь это были женщины нашего племени, и работали они с таким задором, что им хватило одного-единственного дня, чтобы обмазать все четыре внешние стены дома. Мор-Замба знал, что ему еще предстоит возвести стены внутри дома, навесить двери, вставить окна и завершить строительство побелкой, то есть работой подлинно художественной. Но, согласно экумдумским понятиям, которые втолковал ему старик, дом, доведенный до теперешней стадии строительства, считался настоящим домом. И хотя Мор-Замба еще не обосновался в нем, он был уже вправе торжественно отпраздновать новоселье.

Все мы были приглашены на этот праздник и с легким сердцем, с чувством полнейшего удовлетворения принялись объедаться и плясать, веселиться и поздравлять друг друга, восхвалять счастливый исход дела, быстрое продвижение которого совсем недавно отнюдь не вызывало у нас восторга и от которого нам иной раз так хотелось отговорить Мор-Замбу. Абене, до глубины души потрясенному нашей низостью и нашим легкомыслием, не терпелось любым путем излить свое негодование и вот, дождавшись, когда хмель, не затуманив головы, развяжет ему язык, он протиснулся в середину веселящейся толпы, с потешной неловкостью протрубил в рог старика, чтобы привлечь к себе внимание, и объявил:

— Как вы мне противны! Ох, как я вас презираю! Придется мне выложить все, что я о вас думаю. Вы сами подбили женщин на эту уловку! Вы были разочарованы, увидев, что мы вдвоем довели почти до конца нашу неслыханную затею. Сознайтесь, вы-то надеялись, что у нас не хватит духу, что мы бросим все на полпути. Но вышло иначе, и тогда вы послали своих жен, чтобы вы потом могли, сославшись на поддержку общины, приписать себе все наши заслуги. Но мы обошлись бы и без вас, это уж точно! Уж как-нибудь обошлись бы!

Он не в силах был продолжать, его горло перехватили рыдания, он задыхался от гнева. Его ненависть к соплеменникам дошла до такой степени, что он не мог больше сдерживать ее, но в то время мы еще не догадывались о всей глубине этого чувства, которое раскрылось по-настоящему только в будущем. Среди замешательства, вызванного нападками Абены, слышались лишь всхлипывания его матери, повторявшей вполголоса:

— Чем же я провинилась пред тобою, господи? За что ты послал мне такого сына? За что я несу такое проклятие? Чем я прогневила тебя, господи?

Словно вихрь безумия пронесся над собравшимися: вместо того чтобы успокоить разбушевавшегося юнца, как все этого ожидали, добрый старец выступил вперед и, пользуясь минутой всеобщего смятения, продолжил его речь: