Помнят польские паны. Прелюдия

«Манчестер Гардиан» писала: «Пилсудский расчистил путь для установления в Польше режима подлинной демократии, хотя и действовал недемократическими способами». «Дейли Телеграф», известная связями с Форин Офис, утверждала: «Поддержка Пилсудского широкими слоями польского населения поможет ему в проведении земельной реформы и оздоровлении экономики». А «Таймс» предупреждала: «Сопротивление новому правительству не может принести ничего хорошего… Пилсудский является тем человеком, который сумеет вывести свою страну из настоящего тяжёлого положения». Британские дипломаты открыто настаивали на необходимости установления дружественных отношений с Польшей и сетовали: «Мы должны занять благосклонную позицию по отношению к новой Польше, к которой мы так несправедливо относились с 1919 по 1923 г., занимая пронемецкую, прочешскую, пророссийскую и даже пролитовскую, но не пропольскую сторону».

А лучшего сигнала о том, что план запущен, быть и не может.

Фрагмент 4

7

Дмитрий Новиков, февраль 1994 года

Протекция протекцией, а убить на «кадровиков» пришлось целый день. В основном — на заполнение огромной, сотни вопросов, анкеты, в которой присутствовали вопросы, совершенно не относящиеся ни к предстоящей работе, ни к объёму знаний или трудовому опыту. Зато требовалось буквально досконально поведать об отношении к тем или иным этапам существования Советского Союза, воспоминаниям детства и представлениям о будущем России. Вплоть до отношения к фантастическим книгам, в которых герои перемещаются во времени.

Ну, о том, что в различных «ведущих компаниях», перехвативших моду заниматься подобной хернёй у «забугорников», практикуется заваливать тестируемых совершенно не относящимися к делу вопросами для того, чтобы выявить какие-то «скрытые мысли», я уже слышал. А это — как раз филиал московской компании, так что подобному подходу не стоит удивляться. Поэтому психовал молча, но анкету заполнял. И с кадровиками, по «ухваткам» больше напоминающими «конторских», чем специалистов по собственно кадрам, разговаривал без внешнего проявления этих психов. Эти, правда, больше расспрашивали о семейном положении, о том, с ремонтом какой техники доводилось сталкиваться помимо возни с «рогатыми». В смысле — троллейбусами. Даже когда просто помогая в ремонте друзьям или «шабаша».

Особо подробно интересовались родственниками: кто, где и кем работает, какие у меня с ними отношения, как они отнесутся к тому, что мне придётся отправиться в длительную командировку.

Как отнесутся? Да, скорее всего, пофигистски. Дед почти четыре года назад умер от рака, бабушка после этого совсем сдала и тихо доживает у одного из дядюшек. У тех своих забот с детьми и уже появляющимися внуками хватает. Да и я, женившись на «образованной» (у них-то у всех с трудом законченная восьмилетка), сильно отдалился от них. Ни на собственные проблемы к ним жаловаться не бегаю, ни их сочувствия не принимаю. И них своя жизнь, у меня — своя.

Как бы долго эта эпопея ни длилась, а закончилась. Закончилась тем, что дал я подписку о неразглашении того, что вольно или невольно узнАю, выполняя задания руководство компании, пребывая на территории военного полигона и в жилом городке танковой дивизии. Немножко странная подписка: сочетающая в себе и действительно военные тайны (полигон, военный городок), и служебную информацию (делишки компании).

В общем, оформили все необходимые документы и, как настаивал бывший взводный, «приписали» меня к его группе, которая моталась по базам хранения военной техники и отбирала то, что следует доставить в Чебаркуль. По всей России-матушке моталась, заглядывая и в «ближнее зарубежье». Например, в Харьков, где с танкоремонтного завода забирали три десятка Т-62, из которых только 10% (надеюсь, сами сможете посчитать, сколько это) были «убитыми в хлам», а остальные, несмотря на облезлую краску, имели свежеперебранные двигатели, новенькие гусеницы и опорные катки и полные комплекты штатной приборной начинки и ЗИПов.

Нет, даже не думайте, что я воспользовался этой поездкой, чтобы повидаться с «бывшей». Дочку увидеть, конечно, хотелось, но не бегать же по городу, разыскивая по памяти сначала квартиру родителей Алёнки, а потом, выпросив у них её новый адрес, и её жилище. Тем более, знать меня бывшая супруга не хотела, видимо, чувствуя свою и вину и не желая вспоминать о дурном поступке: я-то ей ничего плохого не сделал.