Помнят польские паны. Прелюдия

— Не знаю, Иван Степанович. Они считают, что что-то у вас там не чисто, вот и хотят, чтобы наша сторона прислала им подробный отчёт о всём процессе утилизации.

— Ну, знаете ли, Борис Яковлевич! Мы — коммерческая структура, и ни перед кем не хотим раскрывать наше ноу-хау. В общем, так: постарайтесь нажать на нужные педали, чтобы эта комиссия отправилась к нам не раньше, чем через месяц.

— Это будет нам дорого стоить, Иван Степанович. Несколько дороже, чем обычно: американцы ведь требуют!

— Насколько дороже?

— Думаю, процентов на десять.

Рассказывай мне сказки! Сам, поди, собрался дополнительную «маржу» состричь с того, что будешь «заносить». Ты еврей, а я армянин. А там, где армянин прошёл, еврею делать нечего. Раз наглеешь, значит, мы тебя сейчас тоже огорошим.

— Хорошо. Пусть будет так. Но срок в один месяц требуется строго выдержать. А ещё лучше — полтора. И ещё, Борис Яковлевич. Как идут дела с закупкой золота?

— Я занимаюсь этим, Иван Степанович. Только я не понимаю, зачем нам столько золота? И где вы его там, на Урале, собираетесь хранить в таком количестве?

— А вы не в курсе, что здесь, всего-то в десятке километров от нашего полигона, находится одно из российских хранилищ золотого запаса? Вот мы и договорились с местными военными, что наш золотой депозит некоторое время полежит в их подземелье. У меня, знаете ли, имеются дальние родственники в Нью-Йорке, которые сообщили о предполагаемом росте цены на золото в течение ближайшего года. И поэтому мы с Владимиром Михайловичем приняли решение увеличить вам заявку на приобретение золота на 15%.

Уманского, кажется, в задницу шилом ткнули, так бурно он отреагировал на мои слова.

— Да вы что, не понимаете, что этим решением вы практически полностью лишаете компанию оборотных средств!

— Ничего страшного. К тому сроку, когда это золото окажется в хранилище — а это должно произойти в течение месяца — контракт на утилизацию боевой техники будет полностью выполнен, и можно будет получить не только окончательный расчёт за выполненные услуги, но и авансовый платёж на следующую её партию.

— Да разве вы не знаете, что в бюджете нет денег⁈ Рабочим государственных предприятий и государственным служащим приходится задерживать зарплаты! А вы говорите — авансовые платежи.

— Ну, разве вы, Борис Яковлевич, с вашими талантами не сумеете добиться, чтобы деньги на авансовый платёж по статье, в которой так заинтересованы американцы, появились? Окончательного расчёта по предыдущему контракту как раз должно для этого хватить. Да и вообще: почему ваши друзья «наверху» не могут попросить у американцев оплатить эту утилизацию? Американцам же это важнее, чем нам.

Секунд десять думал наш «бывший хозяйственник», но согласился с предложенным решением.

А вот нам с Бабушкиным придётся интенсифицировать переброску техники в прошлое. В первую очередь — сокращать интервал движения машин через «прокол» между мирами, а то и в определённые часы задействовать для переброски сразу обе колеи используемой нами дороги. Благо, боеприпасы, ради которых приходится гонять грузовики туда и обратно, вывезли процентов на девяносто.

22

Дмитрий Новиков, 13 июня 1939 года

Фух! Отстрелялись! И в прямом, и в переносном смысле.

В прямом — это закончили демонстрацию возможностей оружия, которые мы передаём Красной Армии. Поэтому и гремели выстрелы и разрывы на полигоне целых два дня. Палили из всего, что есть: пистолетов, автоматов, пулемётов и пушек, включая 130-мм зенитные монстры, один из которых заслал снаряд на высоту в двадцать вёрст, чтобы продемонстрировать мощу советской послевоенной зенитной артиллерии. Неприцельно бабахнули: откуда в этом времени самолёты-мишени, способные забраться на такую высоту? Помню по книжкам, даже разведчиков из Группы Ровеля, летающих на восьми-десяти километрах, наши «ястребки» не могли перехватить: высотности не хватало.

После того, как закончили палить из разнообразных стволов (включая, кстати, ещё редкую в этом времени «сорокопятку» «хозяев», носившую в войну грустное прозвище «Прощай, Родина») по многострадальному корпусу «тридцатьчетвёрки», приговорённому стать мишенью, на него смотреть было жалко. Сквозные дыры в броне, разошедшиеся по сварным швам бронелисты, рытвины от рикошетов на наклонной лобовой броне и башне, вырванные с корнем опорные катки ходовой. Ну, и аккуратные прожжённые дырочки от попаданий кумулятивных снарядов и гранат РПГ-7. Сбегали мы к этой «мишени» после того, как всё закончилось, «полюбовались». Интересно, её отвезут «на ту сторону» для распилки на металлолом, или оставят в качестве «тренировочного пособия» следующим «поколениям» противотанкистов?