Помнят польские паны. Прелюдия

Не воспринял Кулик и «Катюшу», хотя с результатами работы батареи БМ-13 на Халхин-Голе он был знаком. Как и какого-то царского генерала, отрицательно отозвавшегося о пулемётах, его не устраивал «перерасход боеприпасов», вызванный, по его мнению (напомню — единственно верному в его понимании), низкой точностью установки в сравнении со ствольной артиллерией.

К счастью, часть разработчиков этой революционной артиллерийской системы — Галковский, Павленко, Лужин, Слонимер, Гвай, Костиков — избежала репрессий, и ознакомившись не только с документацией на неё, но и «пощупав вживую», уже занималась адаптацией установки под существующую автомобильную базу. А на ряд технических решений, вроде придающих вращение снаряду сопел или косоустановленных стабилизаторов, готовила конструкторские изменения.

А вот по поводу увеличения длины ствола «сорокопятки» до 68,6 калибров Кулик не очень возражал. В отличие от спаренной зенитки ЗУ-23–2.

— Мы уже одобрили разработку 25-мм зенитной пушки. К чему нам ещё одна, да ещё и меньшего калибра, с меньшей досягаемостью по высоте?

Да, есть такая буква! Вот только ни самой пушки «в железе», ни даже документации на неё ещё не существует. И «наша» двуствольная зенитка в восемь раз превышает будущую 72-К по скорострельности, существенно легче и более чем вдвое быстрее переводится из походного положения в боевое. К тому же, патрон к ней будет унифицирован с авиационной пушкой Волкова-Ярцева, которая пойдёт на вооружение штурмовиков Ил-2.

Честно говоря, ни я, ни мои коллеги по МНИЦ, прибывшие из будущего, даже не ожидали подобного накала страстей из-за, казалось бы, бесспорных решений по улучшению технических возможностей Красной Армии. И дело тут не только в государственном финансировании опытно-конструкторских работ. Советское руководство создало очень действенную систему (держитесь за стулья, господа либералы!) конкуренции между конструкторами и конструкторскими коллективами. Это со времён Хрущёва за внедрение какой-нибудь «рацухи» полагалась чисто условная премия. Конструкторам, конечно, за принятый на вооружение образец боевой техники выплачивали премии более солидные, чем «червонец» или «четвертак». Но всё равно это не идёт ни в какое сравнение со «сталинской» системой поощрения, в рамках которой разработчику полагаются отчисления за каждый выпущенный промышленностью экземпляр будь то пушки, танка, самолёта или даже какого-нибудь токарного станка. И это — не считая, например, Сталинской премии, которая будет учреждена в очень недалёком будущем, и денежного «приложения» к государственным наградам. Так что мы, вывалив документацию на некоторые перспективные «изделия», кое-кому «наступили на хвост», а кому-то, наоборот, подняли благосостояние.

Но Сталин не был бы сам собой, если бы не постарался нормализовать и эту ситуацию. Поскольку нашего участия в разработке той техники, которую мы предложили предкам, полный ноль, то отчисления с неё будет идти на финансирование деятельности МНИЦ. А вознаграждения их настоящим авторам, которые создали бы её только в будущем, урезаются вдвое. Ну, или тем людям, которые «замещают» авторов, ныне не имеющих никакого отношения к конструкторской деятельности. К примеру, для защитного вооружения бомбардировщиков мы предложили наладить производство автоматических пушек НР-23, один из конструкторов которой, Арон Абрамович Рихтер, сейчас учится в аспирантуре МВТУ имени Баумана. Но это вовсе не значит, что Александр Эммануилович Нудельман и Александр Степанович Суранов, которых мы видим «авторами» этой авиапушки, останутся без вознаграждения.

Но вернёмся к нашим баранам. Ну, или барану, которым меня так и подмывает назвать начальника ГАУ.

Чем закончились его выкрутасы? Моей жалобой Сталину и телефонным звонком секретаря ЦК Кулику с приказом всесторонне испытать имеющиеся образцы не только на полигоне, но и в боевых условиях. Во время того же проламывания Линии Маннергейма, которое сейчас в полном разгаре. Благо, «экспериментальных» образцов хватает и для того, и для другого.

Фрагмент 24

47

Дмитрий Новиков, 18 декабря 1939 года

— Готово, командир, — докладывает Федя.

— Выстрел!

Казённик орудия летит назад, звенит выброшенная гильза, взвывают вентиляторы, отсасывая из боевого отделения пороховые газы, а на месте финского дзота вспухает огненно-снежно-земляной клуб.

— В банку! — хрипит шлемофон искажённым голосом Фёдора.