Помнишь ли ты, Анаис?

Шедевр краснодеревщика! Дверцы и карниз этого произведения искусства были изукрашены резьбой, и не какими-нибудь классическими корзинами фруктов, снопами пшеницы и букетами цветов, а целыми вереницами животных, от буколических – бабочки, голубки, ягнята – до самых диковинных – единорог, сова, лисица, змея. Тонкость работы поразила Диану-Перль. Она любила старину, вечно таскала Говена то в антикварные лавки Лувра, то на блошиный рынок в Ванве, но никогда еще ей не попадалось такой коллекционной вещи.

Она хотела было коснуться резьбы, но Лефевр молниеносно, с каким-то почти священным ужасом перехватил ее руку:

– О нет, мадам! Пожалуйста, только не шкаф.

Диана-Перль удивленно захлопала глазами.

– Он здесь исключительно для декора. – Лефевра вдруг как прорвало. – Это семейная реликвия, он для нас большая ценность. Мой дед спасал этот шкаф под бомбежкой в 1943-м, когда от попадания снаряда особняк запылал. Ему это стоило трех пальцев, они совсем обгорели, и их пришлось ампутировать. А до этого шкаф пережил оккупацию 1870-го, тогда усадьбу реквизировали пруссаки. Рассказывают, что во время Великой французской революции граф Одибер де Люссан, позже продавший свой замок нашему предку, спрятался в этом шкафу в ночь на 4 августа и просидел там одиннадцать дней.

Говена история интересовала куда больше столярного искусства. Он подошел к шкафу и протянул руку к деревянным скульптурам. Но Лефевр помешал и ему:

– Нет! Не трогайте! Ни в коем случае! Дверцы держатся на честном слове. Петли, замки, шарниры – все расшатано. Если попытаетесь его открыть, он сложится как карточный домик.

Диана-Перль и Говен посмотрели на него с недоумением. А хозяин не унимался, тон его стал менторским, почти угрожающим:

– В вашем распоряжении весь дом, вся усадьба, все этажи до чердака, сады, угодья, гуляйте, отдыхайте, где вам вздумается, об одном только прошу: не трогайте этот шкаф! Вы меня поняли? Он представляет для нас огромную ценность, так что смотрите на него, любуйтесь сколько угодно. Только не трогайте!

– Хорошо, – покладисто согласился Говен. – Мы будем паиньками. Обещаем!

Он вновь с вожделением покосился на балдахин. Жена смотрела в ту же сторону… но настроена была опять скорее прагматично, чем романтично.

– А что насчет белья? – спросила Диана-Перль. – Я договорилась с вашей женой, что мы будем сами прибирать дом и менять простыни и полотенца, а грязные оставлять за дверью. Я не очень люблю, когда вторгаются в наше личное пространство, понимаете? Мадам Лефевр была согласна.

Говен вздохнул. Все эти годы Диана-Перль никого не подпускала к домашнему хозяйству, не желала, чтобы приходящая домработница гладила ее белье или пылесосила в комнатах. Она всегда справлялась одна, даже в те времена – Говен вспоминал о них с ужасом, – когда совмещала работу (она преподавала французский), воспитание Леопольда, Аликс и Сибиллы и председательство в клубе «Пятнадцатая муза». Диана-Перль и в отпуске никого не допускала до уборки – ни в съемной комнате, ни в номере отеля. Она готова была каждый раз оставлять «маячок» под дверью, лишь бы убедиться, что никто не входил к ним в их отсутствие. Лефевру это не показалось обидным.

– Ну, если вы договорились с моей женой…

С этими словами он вышел.

Говен запрыгнул на кровать. Не то чтобы он надеялся порезвиться до вечера, но все же ждал того короткого момента, когда Диана-Перль наконец расслабится, а на него еще не навалится усталость. Диана-Перль между тем обследовала плинтусы на наличие пыли.

– Странно, что нет его жены, – рассуждала она вслух.

– А он ее убил!

Диана-Перль чуть не подскочила и обернулась. Говен, воспользовавшись случаем, обхватил ее обеими руками.

– Помнишь, недавно в доме кричали? Женщина… Убил и закопал, никаких сомнений.

Диана-Перль внимательно посмотрела мужу в лицо, поняла, что он шутит, и высвободилась из его объятий.

– Какой же ты дурак! Иди принеси чемоданы!

Когда он вернулся, Диана-Перль уже начала обживать комнату: засунула под кровать висевшую на стене репродукцию «Скала Игла в Этрета» Моне (импрессионизм она терпеть не могла!) и переставила лампы у кровати. Левая, со стороны Говена, была не нужна, он не имел привычки читать перед сном.

– Я все думаю о том, что ты сказал, – крикнула она мужу, приступив к осмотру туалета.

– О чем?

– Что он убил свою жену!

Говен пришел в восторг. Прекрасная была идея – приправить их каникулы перчиком подозрения, трепетом неизвестности. Он обожал эту игру. Диана-Перль когда-то тоже ее любила.

– И что же?

– Этот тип. Лефевр. У него на брюках кровь.

На этот раз онемел Говен. Сам он обычно не замечал подобных мелочей.

– Неужели?

– Точно тебе говорю, – кивнула Диана-Перль, рассеянно пересчитывая рулоны туалетной бумаги.

Говен потирал руки. Жена сказала правду или решила поймать мужа в его собственную ловушку?

В эту ночь, дочитав первую главу и погасив свет, она прижалась к нему и почти сразу уснула.

Назавтра еще не было восьми, когда Диана-Перль встала и распахнула окно. Говен потянул на себя одеяло:

– С ума сошла!