Помню

Владлен Помню

Глава 1

Если бы только можно было написать о пройдённом мной жизненном пути кратко, сжато! Но нет, это просто невозможно, не получится, ибо сам по себе жизненный путь – длинный, извилистый, с подъёмами и спусками, удачами и неудачами, радостями и разочарованиями. Не получится и потому, что на нескольких листах бумаги не поместить всего, что прожито, пройдено и не забыто.

Родился я 11 июля 1931 года. Отец, выходец из простой еврейской семьи, с молодости увлёкся марксизмом-ленинизмом. Рано покинув родительский дом, вступил он в ряды комсомола, а в 1924 году – в компартию и стал ярым пропагандистом и носителем коммунистических идей, вплоть до последних дней своей жизни. Родился он в 1905 году. В 1933 году окончил литфак Киевского университета. У отца были два брата (старший Лёва и младший Гриша) и две сестры: Маня (старшая) и Поля (младшая). По неизвестным мне причинам отец не поддерживал родственных контактов с сёстрами. Думается мне, что причиной тому было отречение его матери и сестёр от еврейства: они стали евангелистами. Соответственно, и наша семья относилась к ним с холодком, хотя мне запомнились редкие посещения их дома. Мы жили на улице Энгельса, 13, а бабушка – на той же улице в доме № 17. Что же до старшего брата Лёвы, то встречи наши были намного чаще и приятнее. Младший брат Гриша очень любил меня и частенько заходил к нам, не забывая дать мне деньги на конфеты или мороженое. Я помню, что Лёва работал на спиртном заводе и что дома у него всегда было много спиртного. Он любил выпить, но я никогда не видел его пьяным. Помню его жену Эмму, сына Фулю (он был года на два старше меня) и дочь Шеву. Младший брат отца, Гриша, был женат на Фриде.

Мне помнится: у них родилась дочь, которая умерла малюткой из-за плохого присмотра за ней, и это явилось причиной плохих взаимоотношений. На этом семейный круг моего отца замыкается.

Мать моя – из еврейской набожной рабочей семьи, строго соблюдавшей заповеди Торы. В молодости, выйдя замуж, она немного поработала, а затем стала домохозяйкой и воспитывала детей. В семье матери я был любимым ребёнком, и меня частенько отвозили к бабушке Масе и дедушке Ефиму в Бердичев. В семье Добисов было семь детей. Помимо моей матери Мани, которая была средней дочерью, я хорошо помню только старшего сына Юзю, старшую дочь Соню, дочь Рахиль и сына Яшу. С ними я был близок, они меня любили, и я их любил. Эти родственники всегда и постоянно были с нами и в радости, и в печали. Я рос у них на глазах, а они на моих глазах старели. Я помню их в довоенный период, в период страшной Великой Отечественной войны и в послевоенные годы до моего отъезда в Израиль.

Бабушка и дедушка – идеальный образ простой, трудолюбивой и верующей еврейской семьи. Печник по профессии, дед запомнился мне высоким, стройным, сильным с голубыми глазами и стриженной бородой и кипой на голове. В памяти моей осталось несколько эпизодов из того времени, когда мне было четыре года или пять лет, а возможно, и меньше. Помню, как отвозили меня в Бердичев к бабушке Мася и дедушке Ефиму. Были голодные годы, а у них была своя корова, и бабушка заставляла меня пить парное молоко. Помню, как мы с бабушкой принесли дедушке на стройку дома покушать и застали его, поднимающегося по лестнице вверх, с козлами на плечах. Я окликнул его, и он, остановившись, улыбнулся, затем знаком руки показал, что сейчас спустится. Он любил гулять со мной и рассказывал уйму небылиц, дабы доставить мне удовольствие.

Помню, как в 1936 году в наш дом въехал вернувшийся с семьёй из Германии профессор Соскин, став нашим соседом. Он же принимал позднее, в 1937 году, роды у моей матери, родившей мне сестру Лену.

Помню, когда я был четырёхлетним мальчишкой, мне купили машину с педалями, и начались с того дня радости и разочарования. Радости от того, что, гуляя по центральной улице Киева, Крещатику, все ахали и охали, восхищаясь ездой красивого мальчишки на машине, бывшей в ту пору редкостью. А разочарования начинались каждый раз, когда, возвращаясь домой, приходилось таскать машину в гору по крутой улице Энгельса. Я же помочь ничем не мог, ибо с трудом доставал до педалей.

Помню, как однажды отец и мать взяли меня зимой в театр имени Ивана Франко, где должно было состояться собрание политработников. Нас в зал не пустили, сказав, что вход с детьми запрещён. Мы стояли в стороне, и отец должен был решить, что делать. В это время к отцу подошёл первый секретарь Киевского обкома ВКП(б) Павел Постышев. Он вежливо поздоровался с матерью и поцеловал её руку. Затем наклонился ко мне и поинтересовался, как меня зовут. Я ответил ему. Он с улыбкой похлопал меня по спине и спросил, почему мы не заходим. Мать объяснила, опередив отца. Постышев, недолго думая, нагнулся ко мне и говорит: «Ну-ка влезай под мой тулуп и иди в ногу со мной, а то вместе упадём». И что вы думаете? Так я и прошёл с ним.