Помочь можно живым (сборник)

И вот теперь я мучился над тем, должен ли я подвергать себя риску расстаться с нею, быть может, навсегда, и таким образом никогда не услышать от нее магического слова “люблю”? Долго я колебался над тем, быть или не быть, и только под утро решил окончательно, что, в сущности, ничего опасного в моем предприятии нет и я скоро возвращусь здрав и невредим, тем более, что доктор Роша не один уже раз совершенно безнаказанно делал подобное же путешествие.

И вот, вставши поутру и позавтракав, мы вместе с Роша поднялись в его обсерваторию.

— Ну-с, господин Пакс, — сказал доктор, открыв крышку акустической трубы и обращаясь к невидимому собеседнику, — мы готовы. Надеюсь, что вы там все видели и слышали, что у нас здесь происходило. Если есть у вас кто-нибудь, желающий побывать на нашей планете, то можете воспользоваться случаем.

— Благодарю вас, господин Роша, — послышался ответ. — Мой сын Экспериментус со вчерашнего вечера не выходит из моей обсерватории, сгорая желанием побывать у вас в гостях. Приготовляйтесь, за нами дело не станет.

По указанию доктора, я сел в кресло подле акустической трубы и неподвижно уставился глазами в одну точку. Чтобы ускорить мое усыпление, Роша начал делать перед моими глазами пассы. Однако мое нервное напряжение от близости готовящейся совершиться со мною метаморфозы было настолько сильно, что я долго не мог успокоиться и сосредоточиться; но вдруг я услыхал исходящую из акустической трубы чудную, тихую, успокаивающую мелодию, производимую на каком-то совершенно не известном мне инструменте. Божественные звуки этой музыки проникали в самую глубину моего сознания и производили — удивительно убаюкивающее действие Я сразу забыл обо всем окружающем и только жадно ловил эти чарующие звуки, уносившие меня в волшебный мир грёз и сновидений.

— Вы более не на Земле, вы на Марсе, выше “я” перешло в тело моего сына.

Это были последние слова, оставшиеся в моей памяти, когда я находился в состоянии овладевшей мною полудремоты; но я до сих пор не могу дать себе отчета в том, где я их слышал: на Земле или уже на Марсе.

— Пробудитесь! Откройте глаз! — послышался тот же голос, и кто-то дунул мне в лицо.

Я открыл глаза и тотчас же снова закрыл их от охватившего меня невыразимого ужаса…

IV

Боже мой! Что я вижу? Что за чудовище наклонилось надо мною? Где я? Кто я? Что со мной? — все эти вопросы вихрем закружились в моей голове, не давая мне возможности ни на чем сосредоточиться.

— Ничего не бойтесь! Успокойтесь! Вы в совершенной безопасности. Соберите ваше мужество и раскройте глаз! — раздался опять подле меня чей-то спокойный, ободряющий голос.

Я снова раскрыл глаза и, наверное, упал бы в обморок, если бы только был теперь способен к этому.

— Да не пугайтесь же! Оглянитесь вокруг спокойнее! — опять повторил тот же голос.

Я посмотрел по направлению говорившего. Но господи! Да что же это такое? Неужели это говорит со мною то чудовище, которое я вижу перед своими глазами? Кто он? Что ему от меня нужно? Ведь это же сам дьявол, — хуже дьявола, потому что и дьявола у нас изображают в более привлекательном виде.

Представьте себе нечто вроде громадной жабы с огромной птичьей головой на толстой, крепкой шее. Посреди широкого лба, в нижней его части, блестел единственный круглый, большой, пристально на меня направленный глаз. Под этим глазом тотчас же начинались длинные вытянутые мягкие губы, похожие на широкий клюв, с толстым мясистым языком внутри. Верхушка же головы оканчивалась каким-то небольшим, подвижным воронкообразным органом. Спереди, от широких плеч, тянулись два длинных, мускулистых хобота, заменявших руки, концы которых были снабжены, вместо пальцев, несколькими маленькими мясистыми наростами, благодаря которым чудовище могло ощупывать и держать предметы так же хорошо и удобно, как мы руками. Эти два хобота, доходившие до пят, в верхней своей части были соединены с туловищем кожаной, висевшей складками, перепонкой. По сторонам от хоботов, сзади их, торчали огромные, широкие клешни, похожие на клешни рака, твердые, как сталь, и обтянутые упругой кожей. Широкая грудь, часть живота и спина были покрыты чем-то вроде чешуи, ярко-синего цвета, цвет же кожи на хоботах был желтый. Нижняя часть туловища, прикрытая яркой материей, оканчивалась длинными, тонкими ногами, с перепончатыми на ступнях пальцами. Чудовище стояло на этих ногах так, как будто собиралось прыгнуть, причем, седалищного частью упиралось на толстый лопатообразный хвост, напоминавший хвост речного бобра; оно молча наблюдало за мной, неподвижно уставившись на меня своим единственным огромным глазом. И странное дело! Этот глаз, полный мысли, производил на меня и жуткое и в то же время успокаивающее впечатление. Я понял, что это чудовище вовсе не желает мне ничего дурного и что с ним можно иметь дело.

— Ну, кажется, вы, наконец, успокоились, — заговорил вдруг мой оригинальный собеседник, открывая свой птичий клюв и, как мне показалось, улыбаясь своим единственным глазом.

В ответ я только тяжело вздохнул.