Помолвка мсье Гира

Был всего час ночи. Комиссар спал, не раздеваясь, на кровати мсье Гира, а инспектор, стоя у окна, подавал Алисе знаки, обозначавшие: “Скоро, скоро, вот-вот!” Она не понимала. Стоя посреди комнаты, она пожимала плечами, чтобы выразить свое непонимание; потом все это пустое кривлянье ей надоело, она стащила через голову платье, сбросила комбинацию и мокрые чулки и принялась растирать полотенцем замерзшие ноги, чтобы они наконец согрелись.

Глава 10

Дождь прекратился в четыре часа утра, и сильный восточный ветер насквозь продул пустые улицы. Комиссар, сидя на кровати мсье Гира, протирал глаза и нехотя собирался.

— Давай теперь ты! — приказал он инспектору. — Который час?

Он поиграл мышцами, чтобы стряхнуть сон. Пиджак его смялся. Пока инспектор, в свою очередь, укладывался спать, комиссар машинально открыл картонную коробку, найденную в глубине шкафа, в которой лежала обыкновенная женская сумочка, пропахшая пудрой, с украшением в виде оленьей головы и потертой шелковой подкладкой.

— Вы меня разбудите?

Комиссар смотрел на сумочку опухшими от сна глазами, перебирал лежавшие в ней денежные купюры, пуховку из-под пудры, губную помаду и начатую пачку сигарет.

— То ли больно силен, подлец, то ли круглый болван, — пробурчал он, положил сумочку на место и принялся набивать трубку, поглядывая на небо, где серые и белые облака бежали друг за другом по лунным полям.

Мсье Гир, сидя перед бутылкой шампанского, упрямо твердил:

— Нет, уверяю вас! И не настаивайте! Но соседка все не отступалась и курила, прислонясь грудью к его плечу.

— Да у тебя ведь все при себе, как у любого другого!

— У меня есть невеста!

Впервые он произнес это слово. И это так взволновало его, что он уже совсем не понимал упорства этой женщины.

— Да какое это имеет значение!

— Нет!

Женщина наконец встала и проронила с усталостью и презрением:

— И ты думаешь, она тебе рогов не наставляет, невеста твоя!

Но он и бровью не повел. Заведение к этому времени почти что опустело. Мсье Гир сидел, забившись в уголок, а музыканты уныло посматривали на него, недоумевая, когда же он наконец уйдет.

— Официант!

У них на миг проснулась надежда.

— Бумагу и чернила!

— Не знаю, можно ли… — проворчал тот, отходя от него.

Он посоветовался с метрдотелем, поглядывая издали на мсье Гира. Обе женщины, еще ожидавшие чего-то до сих пор, теперь оделись, попрощались за руку с музыкантами и ушли. Наконец официант принес маленькую бутылочку фиолетовых чернил, ручку, листок бумаги в клеточку и конверт.

— Через пять минут закрываем! — объявил он.

Саксофонист спросил глазами метрдотеля, и тот отрицательно покачал головой. Играть не стоит! Музыканты могут сложить инструменты и разойтись.

Перо разбрызгивало чернила, цеплялось за пористую бумагу.

“Господин прокурор республики, имею честь сообщить Вам, что убийство в Вильжюифе совершил молодой человек, проживающий там же, по профессии механик, по имени Эмиль. Фамилия и адрес его мне неизвестны, но я знаю, что каждое воскресенье он бывает на стадионе в Коломб. Он среднего роста и обычно носит светло-коричневую фетровую шляпу.

Примите, господин прокурор, заверение в совершеннейшем моем почтении”.

Он не подписался, написал адрес и попросил марку. Когда письмо придет по назначению, он уже будет далеко, вместе с Алисой.

— Сто пятьдесят франков! — четко выговорил официант, вконец потерявший терпение.

Плиты тротуаров уже местами просыхали, ветер заводил песенку в черепичных крышах. Время от времени, гремя, проезжала тележка, и грохот ее надолго повисал в воздухе, а шаги случайного прохожего слышны были за целый квартал.

Их было примерно человек десять, вплотную прижавшихся к закрытым дверям Лионского вокзала. Другие же сидели и дремали на своих вещах, расставленных прямо на земле. Позади них возвышалось пустое и запертое здание вокзала, откуда иногда доносился гудок паровоза.

Было очень холодно. В маленьком баре зажегся свет. Кто-то уже ходил с фонарем по помещениям вокзала, то открывая, то закрывая двери, передвигая какие-то гулкие предметы.

Мсье Гир чувствовал себя усталым до головокружения, но он знал — это пройдет, надо только пережить тяжелый час, промежуток между ночью и днем. На минуту-другую он закрывал глаза, и это доставляло ему наслаждение — так горели у него веки. Он смутно улыбался каким-то своим мыслям.

Изнутри вокзала шаги приблизились к двери. Заскрежетал ключ в замке. Железные перекладины были вынуты, и помятые от долгого бдения пассажиры потянулись в зал ожидания, зияющий, как колокол. Освещено было еще только одно окошечко. Мсье Гир первым его увидел, но ему пришлось дожидаться, пока кассир наденет форменную куртку и наберет чернила в вечное перо.

— Два билета второго класса до Женевы.

— Туда-обратно?

— Только туда.

Внезапно его пробрал озноб. Дрожащими пальцами он рылся в бумажнике.

— В пять часов сорок пять, так ведь?

— Сорок три.