– Хорошо, – кивнула Вероника. – Только ради того, чтобы закрыть тему окончательно. У Гасилова я числилась референтом-переводчиком: переводила немецкие документы, сертификаты на продукцию, говорила по телефону с поставщиками, иногда кто-то из Германии приезжал, и я обеспечивала прием и переговоры. Гасилов сразу начал оказывать мне знаки внимания, а я ждала, когда к нам в офис заглянет Ракитин. Но он приезжал очень и очень редко. Был со мной вежлив, и только. Потом тяжело заболела мама. Я положила ее в больницу на обследование, и сразу выяснилось, что у нее неоперабельная опухоль мозга. То есть не операбельная в нашей стране. Я позвонила Урсуле, отправила ей медицинские документы, историю болезни мамы. Она договорилась с клиникой в Бременхавене, сказала, что операция стоит дорого, но она решила вопрос по минимуму – пятьдесят тысяч евро и какие-то еще деньги на реабилитационный период. Для меня пятьдесят тысяч были запредельной суммой. Взять их было неоткуда, разве что квартиру нашу продать… А ведь еще и реабилитация… Гасилов от кого-то узнал о моей проблеме и вызвал меня в кабинет. Сразу сказал, что даст эти деньги, но взамен я должна… Ну, вы поняли…
Вероника замолчала, взглянула на следователя Евдокимова, но тот по-прежнему смотрел мимо нее.
– Отвезла маму в Германию, положила в клинику, – продолжила Ракитина, – там все сделали. Потом мы выписались, пожили какое-то время на берегу моря, в домике Урсулы под Хейлигендаммом. Вернулись домой, и через полгода мама умерла. Там ведь, в Германии, тоже не боги. А Гасилов уже пользовался моим обещанием. Конечно, об этом очень скоро узнала его жена, стала закатывать ему скандалы, приезжала в офис и набрасывалась на меня… Жить не хотелось. Но это и Гасилову, видать, надоело. Как-то он повез меня к своему дружку Рогожкину… Тот устраивал вечеринку. И, напившись, Гасилов решил меня ему подарить, потому что тот давно уже ко мне подбирался. В моем присутствии они ударили по рукам. Но это услышал случайно заехавший туда Ракитин. Подошел, взял меня за плечо и повел к выходу, сказав, что я больше у Гасилова не работаю… Георгий Исаевич промолчал, а Рогожкин попытался Колю остановить. После единственного удара Рогожкин перелетел через высокий каменный мангал и застыл в отключке, на него сыпались раскаленные угли… А я уже бежала за Ракитиным.
– Рогожкин был тоже в совете директоров?
Вероника кивнула.
– Никто потом Ракитину и слова не сказал, как будто ничего не случилось. Но Коля привез меня не к себе домой, на что я глупо надеялась, а в свой офис, выделил кабинет и сказал, что теперь ко мне никто здесь не прикоснется, слова плохого не скажет и не посмотрит косо…
Следователь заглянул в пустую чашку и произнес:
– Дальше можете не рассказывать. Только ответьте: оставались ли у Ракитина какие-то обиды на Гасилова, Рогожкина, на кого-то еще?
– Не знаю, скорее всего, он относился к ним так же, как прежде, – с некоторым презрением.
– А почему тогда он с ними работал?
– Он привлек их бизнесы и создал крупную корпорацию. Николай Николаевич мог бы оставить их ни с чем, просто отобрать все, чем они владели. Но он так не может. Он порядочный человек.
– Но Гасилов-то убит. И Рогожкин тоже. А ведь были и другие.
– А при чем тут мой муж? Кто-то убил Гасилова, покушались и на моего мужа – я не верю, что он так просто мог проехать мимо моста.
– В жизни случается всякое. Не вы ли несколько минут назад уверяли меня, что никто не знает, где и когда… Я вам не враг. Разве не я познакомил вас с Верой Бережной? Как вы думаете, зачем? Если вам кажется, что лишь для того, чтобы Вера отняла у вас всякую надежду на невиновность Ракитина, то ошибаетесь… Сейчас мы с вами…
В кармане его пиджака зазвонил телефон. Следователь достал аппарат и посмотрел на номер.
– Что еще? Я тут…
Внезапно выражение его лица изменилось.
– Вы уверены? Сейчас приеду.
Он поднялся.
– Не получилось поговорить.
Евдокимов посмотрел на дверь, словно пытаясь определить, не стоит ли кто за ней.
– Значит, так. Можете вернуться в палату к мужу. Только свой телефон отдайте мне. Если в вашей сумочке есть оружие – пистолет или какие-нибудь средства самозащиты: электрошокер, газовый баллончик, – все отдайте мне.
Вероника достала из сумочки телефон, показала следователю, что внутри нет ничего запрещенного. После чего вынула из своего аппарата сим-карту и спрятала ее в сумочке. Протянула телефон следователю.
– Так я могу идти?
– Конечно. Только учтите, что новый охранник будет проверять каждого входящего на предмет проноса в палату запрещенных предметов. Вы уже знаете, о каких предметах я говорю. Кроме того, будет обыскивать и вас. Вы уж извините – таков порядок. Всякие посещения запрещены, в первую очередь для Светлякова.
– А если я добьюсь его официального визита?
– Добьетесь – тогда ладно. Но я категорически не советую его принимать – ни в палате, ни дома. Можете считать, что Алексей Иванович мне лично не нравится.
Глава восьмая
Утром Бережная собрала в своем кабинете всех, кому поручила заниматься делом Ракитина.