Поморский капитан

Колдун просил помочь ему в его действиях. Судя по всему, духи что-то отвечали, потому что время от времени тело колдуна сотрясалось судорогой, а по застывшему окаменевшему лицу проходила рябь.

Пляска Лаврентия ускорилась, он подергивался всем телом и явно был уже не в этом мире, а где-то далеко – там, где обитали души умерших предков. Он начал временами вскрикивать тонким, будто не своим голосом. Это было подобно пронзительным возгласам, какие издают при большом удивлении или при встрече с кем-то, кого не ожидал увидеть.

Пленники сидели молча, завороженно глядя на совершающееся колдовство. Никто из них, кроме Степана, прежде не видел такого, и никто не знал, чем это может закончиться. С оторопью на лицах глядели стрельцы на своего товарища, с которым вместе участвовали в походе, вместе воевали и, казалось бы, знали его уже хорошо. И вдруг, совершенно неожиданно, этот хорошо известный им человек у них на глазах как по мановению волшебной палочки превратился в колдуна.

А в том, что Лаврентий не прикидывается, никто не сомневался.

Глаза колдуна внезапно широко раскрылись и уставились в низкий потолок кубрика, оставаясь при этом незрячими: Лаврентий остекленело глядел кверху, издавая тонкие возгласы: О! Э-о! А-о-а!

Трубка капитана Хагена, которую он до этого держал в руках, внезапно вывалилась из его пальцев. И тут случилось самое невероятное, чего никто не ожидал. Лаврентий выронил трубку, но она не упала на пол, а продолжала висеть в воздухе на уровне его пояса. При этом она поворачивалась, будто незримые пальцы продолжают манипулировать ею…

Сотник Василий торопливо вытащил из-за пазухи образок и, поцеловав его, громко и отчетливо проговорил:

– Прости, Господи Иисусе Христе, и помилуй меня, грешного.

Демид охнул и, широко перекрестившись, начал читать «Богородице Дево, радуйся»… Тут же к нему присоединился Фрол, а за ним и все остальные стрельцы.

«Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенная ты в женах и благословен плод чрева Твоего»…

Степан, тоже впервые увидевший такое чудо, присоединился к товарищам. Они спели молитву, но охвативший их страх не проходил. Лаврентий не слышал их, он в отрешенности продолжал вскрикивать, обращаясь к потустороннему миру и не замечая ничего вокруг себя.

Неожиданно пляска прекратилась, Лаврентий застыл на месте в том положении, как был: левое плечо опущено, правое, наоборот, поднято. Одна нога отставлена в сторону, а другая замерла в согнутом положении. Колдун будто окаменел весь, целиком, мгновенно превратившись в статую. Он стоял, запрокинув голову, и, казалось, даже дыхание оставило его…

Было очень страшно увидеть такое превращение живого человека в застывшее изваяние. Но никто не успел испугаться этому. Степан вдруг неожиданно для себя ощутил ужасную усталость, сковавшую все тело и заставляющую глаза сами собой закрываться.

Может быть, это от нервного напряжения?

Степан чувствовал, как руки и ноги его, все тело отяжелели, будто налились свинцом. Или он заболел?

Последним усилием воли он разлепил смыкающиеся глаза и увидел, что все вокруг уже погрузились в сон. Заснули или потеряли сознание – можно было назвать это и так. Кубрик с застывшим посередине неживым колдуном превратился в заколдованное сонное царство. Четырнадцать человек неподвижно лежали на полу с закрытыми глазами, а один стоял в неловкой позе посредине.

Это не было тревожно: Степан чувствовал, как теплая умиротворяющая волна уносит его далеко от действительности. Далеко-далеко, в дальние страны, за моря-океаны, где нет ни скорби, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная…

Он шел по улице, каких не видал никогда в жизни. Улица эта была длинная-предлинная, уходящая, казалось, в бесконечность. Дома здесь были двухэтажные, построенные из светлого камня, и очень старые. Будто пыль веков осела на каждом из домов. Кроме того, улица эта была очень узкой, чего Степану тоже не доводилось видеть. В его родных краях, да и в городах Руси, которые ему доводилось посетить, улицы бывали всегда широкие, вольготные. А на этой едва ли могли разминуться две повозки.

Он брел по этой улице, устремленной вверх и в даль, чувствуя, что никогда не придет никуда.

Но вскоре это закончилось, и волна яркого света залила все вокруг. Может быть, это рай?

Однако это был не рай. Перед Степаном опять был тот самый остров, который ему приходилось уже видеть один раз. Маленький кусочек земли, а вокруг – бескрайнее синее море.

Теперь Степану удалось разглядеть это место получше. Остров оказался совсем небольшим. Стоя посередине, можно было видеть, как обрываются берега со всех сторон. Земля под ногами была сухая, выжженная солнцем, растрескавшаяся. На Севере такой земли не бывает даже в самые жаркие дни лета.