Поморский капитан

Они сцепились, и больше уж Степан не видел ничего вокруг себя. Моряк оказался гораздо выше его ростом – долговязый и жилистый. Он был пьян, но не настолько, чтобы его можно было легко одолеть пленнику, успевшему ослабеть от недокорма и долгого сидения в душном и темном кубрике.

Сначала Степан нанес ему удар кулаком в лицо – излюбленный и самый надежный прием в рукопашном бою. Если попасть в нос, это может сильно ошеломить противника.

Но не тут-то было: моряк увернулся, отклонив голову в сторону, и сам ударил Степана. Кулак пришелся в висок, отчего помор едва устоял на ногах. А чтоб стоять тверже, он схватил шведа за грудки и принялся сдавливать его.

В голове сильно шумело от полученного удара, но теперь кулаков врага можно было не бояться – они стояли на палубе, тесно прижавшись друг к другу, и пространства для размаха не было. Правда, моряк тыкал Степана кулаками в бока, но на это можно было не обращать внимания.

Другое дело, что действовать нужно было быстро: все четверо моряков дико закричали, едва завидев на палубе освободившихся пленников. Их крики разнеслись по всему кораблю, а это значило, что их слышали все остальные.

Пятнадцать безоружных людей, решивших сразиться с двадцатью семью вооруженными людьми, могли рассчитывать только на внезапность. А сколько может длиться внезапность? До первого крика тревоги.

Теперь этот крик уже прозвучал, и можно было не сомневаться – через минуту палуба заполнится вооруженными моряками, и тогда уж надежды наверняка не останется.

Чувствуя, что сил в руках не хватает и что сдавить шведа по-настоящему не удается, Степан подпрыгнул и ударил врага головой в подбородок. Лязгнули зубы, и швед откинул голову назад. В тот же миг он сумел стряхнуть с себя Степана, освободиться от его захвата. Своей длинной рукой он тут же описал полукруг, удар его кулака пришелся помору прямо в грудь. От этого удара у Степана захолонуло сердце, и в этот раз он не устоял на ногах – полетел на палубу. Ударившись плечом о край фальшборта, упал на колени.

«Все! – промелькнуло в мутившейся голове. – Это конец. Теперь это точно конец».

В этот момент перед его глазами внезапно возник нож. Этот длинный и широкий нож моряка валялся на палубе прямо перед ним. Видимо, моряки пользовались им, сидя с выпивкой и закуской, а когда началась схватка, просто позабыли о нем.

Но в этом ноже было спасение!

Схватившись за рукоятку, Степан ощутил тяжесть металла. Вот оно – оружие, у него, в зажатом кулаке!

Вскочив на ноги, помор бросился вперед. Сейчас он уже не заботился ни о чем, лишь бы достать врага. Хоть как, хоть куда, но ударить. Пусть не убить, но хотя бы ранить, чтобы если суждено сейчас бесславно погибнуть, то хотя бы не совсем зря, а с честью – пролив кровь противника.

Впрочем, ни о чем таком думать времени не было: он весь превратился в один стремительный бросок…

Наверное, швед действительно забыл о ноже и сейчас в предрассветной полумгле не заметил, как холодно сверкнула сталь в руке у русского пленника. Он стоял, широко расставив ноги и готовясь нанести пленнику решительный удар. Степан прыгнул на него, нагнув голову, и ударил ножом в живот сбоку. Лезвие беззвучно ушло в человеческую плоть, и послышался сдавленный стон.

Почувствовав, что эта рана не принесет победы и не убьет врага, помор выдернул нож и ударил снова – на этот раз выше, под ключицу. Бил он, не разбирая, а лишь стараясь нанести побольше ран, чтобы хоть одна из них оказалась смертельной.

Почему-то в этот миг Степан вспомнил соседку Матрену, жившую в соседнем доме. Была она вдовой и помощи по хозяйству не имела. Будучи мальчишкой, Степан однажды видел, как Матрена забивала свинью. Хряк был не слишком здоровый, но и с таким женщине справиться нелегко. Матрена, вооружившись ножом, наносила хряку удар за ударом. Тот истекал кровью, визжал на все село, но хозяйка не останавливалась. Ей нужно было убить хряка, и хоть делать она этого не умела, но и бросать не собиралась.

«Заколю, как свинью, – пронеслось у Степана сейчас в мозгу. – Истыкаю его ножом, как Матрена хряка, пока не издохнет!»

После второго удара швед пошатнулся и застонал громче. Из раны в ключице хлестала кровь и заливала кожаную куртку, подбитую сукном. Он наносил ответные удары кулаками, и они достигали Степана, но боли тот уже не чувствовал.

«Заколю, как свинью!» – повторял он про себя, и эта дикая мысль наполняла его радостью.

– Заколю!

Третий удар пришелся в левую сторону груди и, наконец, достиг желаемого результата. Лезвие с хрустом пробило грудную клетку и вошло в сердце. Человек – не животное, и когда у него останавливается сердце, он умирает сразу.

Длинные ноги шведа подкосились, напряженные до этого плечи обмякли, и он мешком рухнул на палубу. Из-под распахнувшейся куртки видна была рубаха из плотной материи синего цвета, на поясе – широкий кожаный ремень. Длинные полуседые волосы пепельного цвета рассыпались по грязным доскам палубы, а клинообразная бородка торчала кверху.