Поморский капитан

Это был напряженный момент, все замерли в ожидании.

– Кто это сказал? – возвысил голос Василий. – Агафон, иди ко мне! Поскорее!

Слова сотника повисли в воздухе.

– Да пошел ты, – наконец ответил стрелец, сплевывая вбок.

– Ага, – тотчас раздался чей-то еще голос, – пошел! Молчи, содомит, а то за борт выкинем. Плавать-то не умеешь небось, боярский сын!

Собственно, это было как раз то, чего Василий и ожидал: вот отчего стоя в сторонке у фальшборта, он и медлил наводить порядок. Его больше не слушались!

Но что ему оставалось делать? Смириться? На это он был неспособен, не позволяла гордость. Но ведь и не сражаться же одному против всех?

– Давай, Фролушка, наяривай повеселее, – крикнул опьяневший Демид, – не томи, не останавливайся!

Фрол снова забренчал на своей балалайке и заголосил:

Выходила молода
За новые ворота,
Выпускала сокола
Из правого рукава.
Ты лети, лети, соколик,
На родиму сторону;
На родимой на сторонке
Грозен батюшка живет.

Степан понимал: нужно немедленно что-то делать. Еще по опыту поморского кормщика он знал: если не будет командира, то не будет порядка на судне. А не будет порядка – все погибнут. Это – закон моря.

Он взглянул в бледное лицо Василия. Ясно было, что этот храбрый и разумный человек сейчас растерян и подавлен. Он не сможет восстановить свою власть над людьми. Она утрачена надолго, если не безвозвратно.

Степан обвел глазами всех, находившихся на палубе. Кто из них готов внять голосу рассудка? Кого следует опасаться? Кого нужно немедленно обезвредить?

Любой коллектив неоднороден. В нем всегда найдутся те, на кого можно опереться, и те, кто готов смутьянствовать до конца…

Быстрыми шагами он приблизился к сидевшему Агафону и носком сапога выбил у того из рук кружку.

– Тебе сказано встать! – крикнул он. – Вставай!

А когда Агафон поднялся на ноги, Степан, не теряя даром времени, крепко ударил его по зубам, разбив в кровь губы.

Как ни странно, драки не произошло, хотя Степан был готов и к ней. Потрясенный Агафон несколько мгновений стоял, не зная, что делать. Этого оказалось достаточно.

– Связать его! – крикнул Степан, обращаясь к стрельцам. – Слышите меня? Вяжите бунтовщика! Демид, Фрол, кто там еще! Фрол, да брось ты свою балалайку, а то разобью ее о твою голову!

В его голосе было столько силы и уверенности, что никто не посмел возразить. Бунт оказался подавлен в самом зародыше. Оцепеневшие люди стали подниматься на ноги, медленно, нехотя приходя в себя.

Растерянный Демид вертел в руках снятый кушак, чтобы вязать руки своему товарищу. Степану пришлось прикрикнуть на него, чтоб не стоял как пень.

Из каюты вышел Лаврентий с заряженным мушкетом. Фитиль зловеще дымился на ветру, рассыпая по палубе искры…

– Кто тут еще хочет бунтовать? – тихо спросил он, помаргивая своими белесыми глазами.

Это довершило дело – уже через несколько мгновений оживившийся Демид скрутил Агафона, который теперь и не думал сопротивляться.

– Высечь его! – раздался голос подошедшего поближе Василия. – Двадцать ударов собачьему сыну!

Эх, видно, что сотник слишком долго был в плену, да еще пережил ужасное потрясение. Видно, это не прошло для него даром. Он снова совершил ошибку. Приказав высечь провинившегося Агафона, он не указал исполнителей. Не назвал прямо тех, кому он приказывает это сделать.

А поскольку делать это не хотелось никому, никто и не тронулся с места.

Степан сразу оценил эту ошибку сотника. Если ты взялся восстанавливать свою власть и дисциплину среди распустившихся людей, то делать это нужно решительно. Нужно давить и давить – до конца, неумолимо. Только тогда люди придут в себя и станут подчиняться тебе.

Но помогать Василию он больше не хотел. На это у Степана имелось целых две причины. Во-первых, он вообще не любил телесных наказаний, а во-вторых, ему вдруг показалось, что не стоит заниматься бессмысленным делом – восстанавливать власть стрелецкого сотника. Власть Василия сына Прончищева закончилась безвозвратно. Эта власть закончилась не тогда, когда Хаген воспользовался его беспомощностью и надругался над ним. Нет, она закончилась сейчас.

В стрелецком полку на Ливонской войне сотник Василий был командиром – боярским сыном, и это много значило.

Но сейчас не было войны, не было стрелецкого войска. Вместо этого был чужой корабль, плывущий без управления в незнакомом море вдали от родных берегов. И люди, стоявшие сейчас на палубе, не были больше стрельцами – служивыми московского царя Ивана, прозываемого Грозным. Это были просто люди, чья судьба пока что оставалась непредсказуемой. Теперь, когда они освободились из плена-рабства, им предстояло самим определить свою дальнейшую судьбу. Самим решить, кто они. Может быть, потом они снова станут стрельцами, крестьянами, торговцами и рыбаками. Но сейчас они – свободные люди.

И сотник Василий не годится им больше в командиры…