Помощник китайца

"Все произошло из праха, все возвратится в прах". Сколько уже раз в его жизни совершался этот круговорот. Сейчас как раз шел удивительный и, как всегда, быстрый процесс рождения всего из праха.

- Жив еще твой китаец, торгует? Сунь в чай, вынь сухим. Ну, пусть торгует. Да, Серега? Здоро'во, здоро'во. Как дела?

Я открыл холодильник. Дорогая колбаса, сыр, конфеты, в общем - "все путем".

- Доставай, доставай, ешь. Внизу видел новую "шестерку" вишня? Вчера сменил. Ну, выйдем, посмотришь. Долг Гале приехал отдать.

Ему уже некогда, уже надо бежать. Пара звонков, и я выхожу с ним к подъезду посмотреть на новую машину.

- В общем, давай, бросай это гнилое дело с китайцами своими. Сами пусть вертятся. Есть работа, есть деньги. Надо раскручиваться.

Вот и закончились посиделки в пахнущей пряностями кухне. Это ясно сразу, просто потому, что совершился таинственный поворот часов, задул влажный мартовский ветер, и Георгий Семеныч завязал. Теперь вокруг него завертелись люди, автомобили, стройматериалы, старинные часы, какие-то кондиционеры, - все это лепится в сумасшедший и непонятный для меня ком, и рождаются деньги. Георгий Семеныч излучает уверенность, он выглядит надежно. Вся его жилистая фигура, твердый, но немного полинялый взгляд из-под рыжих, косматых бровей.

Он садится в машину и достает из бардачка газетный сверток.

- Короче, нужно сбывать товар по церквям. Я этим сейчас сам занимаюсь, и еще один хрен занимается. Но мне некогда. Значит, держи - это живые помощи, понял, образцы. Идешь в церковь, к батюшке или старосте, и говоришь: артель инвалидов-афганцев делает. Показываешь образец. Вот такие, говоришь, складни. Сколько надо - столько привезем. Втюхиваешь им по двести - двадцать твои. Все, звони.

Поднимаясь в лифте, разворачиваю складень, читаю: Живый в помощи вышняго.... Слева, по-моему, Николай Угодник, справа Спаситель. Пытаюсь вспомнить ближайшие церкви. Самое неприятное - Суну звонить, увольняться.

Через три дня я сдал сто пятьдесят штук, принес домой три тысячи треть той зарплаты, которую мне платил китаец. На подворье одного из известных заграничных монастырей бледный весенний монах направил меня к отцу настоятелю, который сидел в холодной комнате с облезшими стенами и что-то печатал на компьютере. Пост, что ли, какой-то у них - худые, тихие или, может быть, ушедшие глубоко в себя. Настоятель мне понравился, я уже видел такой типаж в каком-то фильме, взгляд печальный в пол, голос глухой, волосы в косицу сзади. Но при всей своей церковной внешности вполне современный и, видно, умный, раз на машине может работать. Вообще, я немного робел перед священником, очень не хотелось говорить ему про инвалидов-афганцев, но надо было.

Подержал в руках образец, спросил "сколько?", вернул. Отправил за тремя пачками - как раз сто пятьдесят штук складничков получается. Я их сдал ему в тот же день и получил деньги.

В Москве где-то триста действующих храмов, если даже будут брать в каждом десятом, то все равно хлебная работа. Да еще за городом сколько церквушек. Буду бегать - будут деньги, будут деньги - все изменится.

Беру карту, прокладываю маршрут - через "Балчуг" на Старую площадь, потом по набережной в Хамовники, потом еще там за парком есть какая-то церквушка, потом через речку в Ивана-воина на Димитрова, потом домой. Назавтра еду куда-нибудь в другую сторону.

После того, как сошел снег, я начал ездить на велосипеде. Велосипед разбитый, кое-где подвязанный веревочками, потертый рюкзачишко за плечами, кто подумает, что иногда целый рюкзак денег домой привожу. Рассчитываться они любят мелкими купюрами - особенно после престольных праздников.

Я отпустил бороду. У нас появились новые складни, иконки под стеклом в деревянных окладах. Производство расширялось. На Пасху, на Троицу были авралы. Только успевай товар подвозить. В комнатах и коридорах у церковных старост иногда рядами стояли мешки с мятой, еще не разложенной в пачки мелочью. Столько денег я не видел никогда в жизни, причем поражали не суммы, а количество бумаги.

Нищие пихались друг с другом около ворот. По наличию нищих я научился определять, насколько богат храм. В этом деле все зависит от места, на котором располагается церковь, - взять, например, Воробьевы горы, там одна рядом со смотровой площадкой стоит. Блатное место. Свадьбы, похороны, иногда иномарок припаркуется - не пройти. С этой церкви стричь можно было бы сколько угодно, но к батюшке на козе не подъедешь.

А иногда попадешь в церквушку - сидит за свечным ящиком человек. Спрашиваешь его, как, мол, настоятеля или старосту найти. Он отвечает: я и есть настоятель, а старосты у нас вообще нет, я сам дела веду. Прихожанка какая-нибудь помогает на общественных началах. В таких церквушках, правда, всегда уютнее как-то, душевнее и немного стыднее.

Я вообще-то каждый раз, когда заходил в храм, испытывал некоторое неудобство - все крестятся, а я нет. Подумают еще, как некрещеный иконками торгует? Одна староста около "Новослободской" расплатилась за иконки, я ей спасибо говорю, а она поправляет: