Помощник китайца. Я внук твой

Раньше я бы с огромным удовольствием сгонял бы в другой город, тем более в Одессу, где никогда не был, посмотрел бы, какое там море, да вообще так. А сейчас не хотелось.

Через неделю мы встретили с Ромой поезд, на котором приехал пластырь. Взяли у проводницы коробки, проверили, вроде, всё нормально, и потащили потихоньку. Навстречу Вовка, видно, тоже ездить надоело, так же получает. Кого не хотелось бы сейчас видеть, так это его.

— Так, да? Украли, суки, идею мою, да?

Рома поставил свои коробки. Оба кабаны здоровенные, сейчас схлестнутся, наверное.

— А ты нажиться тоже на нас хотел? И чтобы мы ещё с тобой, алкоголиком, возились.

Вовка Роме в торец попал, а сам получил в челюсть, потом схватились друг за друга и коленями начали работать. Люди привычно огибали нас со своими чемоданами и сумками.

— Менты идут. Слышь, кончай, менты идут. — Я оттянул Ромку, и мы пошли. Рома ещё оглядывался долго на Вовку, а тот стоял со съехавшим шарфом, в расстёгнутом пальто на холодном перроне посреди идущих людей, оббивал о колено шапку и смотрел на нас. Так и не двинулся, пока мы уходили.

Я был доволен. Всё, что мне было нужно, у меня имелось, всё, что заканчивалось, — можно было купить в магазине. Я себя обеспечивал, ни от кого не зависел и не думал о дальнейшем. Вовка обиделся и исчез, даже с Ромой мы всё больше работали порознь.

Решил опять к Суну своему зайти. Позвонил вечером, а он, оказывается, уже слинял. Теперь в его квартире опять жили Иван с Пань Пэном. Видно, он заплатил за сколько-то вперёд, а они доживают. Иван по-русски уже здорово научился. Завтра, говорит, они тоже собираются обратно к себе в Китай.

Я наутро встал и поехал к ним, хотел попросить суновский адрес. Мало ли — письмо захочется написать, а по телефону как этот адрес запишешь, если он иероглифами пишется. Бутылку взял.

Иван с Пэном упаковывались. Иван порылся в своей записной книжке, но адреса не нашёл, хотя вчера обещал. Давай, говорит, лучше свой, я его Суну передам, он тебе сам напишет.

Я сидел и смотрел, как они набивают своё барахло в клеёнчатые сумки. Пань Пэн был, как обычно, молчалив, а Иван говорил без остановки. Говорил, что они установили прекрасные контакты, что партнёры ждут, и теперь нужно только наладить транспортировку товара. Товар разный, очень, очень прекрасный — одежда, обувь, разные мелкие, очень необходимые вещи для жизни и для детей. Разные полезные продукты для здоровья.

— А мистер Сун тоже доволен?

— Он тоже доволен, очень. Но немного поменьше — у него другой товар. У него другая компания, очень крупная.

— Он ещё приедет?

— Может быть. Если мы хорошо наладим выгоду, — он тоже нам будет помогать.

Закончили с сумками, Пэн взял швабру и начал из-под кровати что-то выковыривать. Потом выволок за шерсть двух белых собак, покрытых пылью и дрожащих. Их тоже посадили в сумку и оттащили её к входной двери.

— А зачем вам?

— Попробуем. Сейчас в Китае можно иметь собак. Но их совсем очень мало. Наши друзья сказали, что богатый человек может платить восемьдесят долларов. Одну собаку — восемьдесят долларов.

Я попросил передавать Суну привет, оставил им бутылку и пошёл домой.

Эрик Костоцкий прислал письмо. Приглашал сходить с ним в поход весной. Разволновал он меня этим приглашением немного. Пошёл на кухню, покурил, пока кофе варился, потом понёс чашку к компьютеру. Всё равно, конечно, не поеду никуда. Куда ехать, кому там нужен, когда людям везде своих проблем хватает. Потом как-нибудь.

Чтобы уехать, нужно сил немножко побольше, азарта. Желание хотя бы. Чтобы девчонку к себе привести, тоже силы нужны. Я понял, почему они — девчонки — такие разные днём, когда я перед ними прыгаю, и вечером, когда домой еду. У меня просто шоу, действительно, хорошее получается, они меня как человека и не воспринимают. Я для них как рекламная пауза, как картинка из телевизора, как мультяшка. Ненастоящий.

У нас роли заранее распределены — я мультяшка, они — зрители. Только одна, и как назло самая что ни на есть сексапильная такая девчонка взяла, да и не согласилась. Конечно, частенько случается, что и посылают куда подальше, но я не обижаюсь, ведь и рекламу не все любят смотреть, а вот эта Маша, — я теперь никогда не забуду, как её зовут, — она не согласилась.

В институт какой-то зашёл, ещё издали её увидел и сразу туда. Стоит с подружками, в сторонке парни у стеночки разговаривают полубоком к ней. Вручил ей пластырь, а она смотреть не стала, а взяла и подошла ко мне вплотную, почти прижалась, посмотрела в глаза ясным таким взглядом издевательским и сказала, чтобы я ещё что-нибудь про свой товар рассказал.

Пуговицы на рубашке об её пуговички цепляются, меня от этого аж в пот бросает. Вот так вот без разрешения вторглась, по Алану Пизу, в мою интимную зону и этим просто убила меня. От неё, как от печки, я хочу отодвинуться, а она наступает и улыбается. У меня лицо горит, в руках коробки, и язык не ворочается. А подружки её стоят и смеются.

— Вы…

— Меня Маша зовут, молодой человек. И что вы хотели сказать? — Видно, что издевается и получает от этого удовольствие.