Читаем Помощник китайца. Я внук твой полностью

Я вспомнил ещё и Володькину собаку — звероватого, красивого, высокого на ногах Амура. Это была чистокровная восточно-сибирская лайка. Кабан ударил его по животу, но внешних повреждений мы не нашли. Просто Амур через несколько дней начал немного скучать, отказывался от еды. Он ещё поохотился с нами на медведя в Ташту-Коле, но на кордон уже не вернулся, остался ждать на избушке, пока мы на лыжах выносили домой мясо и шкуру. Володька тогда злился на него, называл предателем, говорил, что кобель всегда был себе на уме. А потом, когда мы опять пришли в Ташту-Коль за остатками этого медведя, Амур лежал под нарами, исхудавший, словно вобла, шерсть свалялась, как валенок. Он уже мог шевелить только глазами.

— Я, наверное, не смогу, — пожаловался Вовка.

— Илюху проси, у него мелкашка, а я со своим карабином ему всю башку в клочья разнесу, — сказал Серёга.

И я отнёс Амура в ельник, положил на снег. От него уже пахло мертвечиной, тело было лёгкое и твёрдое, как покоробленная, ссохшаяся коровья шкура. И это было совсем не похоже на весёлый азарт охоты, когда сердце стучит в ушах так, что почти не слышишь своих выстрелов.

Амур без всякого выражения, но вместе с тем внимательно следил тусклым взглядом за моими действиями, как я заряжал винтовку, целился ему в лоб.

А потом, когда я уже чистил ствол в уютном тепле избушки и покуривал с Серёгой, Вовка вернулся из ельника с раздувающимися ноздрями и сказал, сжимая кулаки:

— Дай тозовку свою, стрелок хренов.

Я побежал сам, вставляя патрон на ходу. Затем опять открыл затвор, вставил ещё один, потом ещё. Винтовка моя однозарядная была. И только на четвёртый раз негнущееся тело Амура благодарно дёрнулось и, наконец, расслабилось. Я потом часто замечал, что вот в таких дошедших, которые долго терпели, жизни больше — будь то собаки или кони. Уже и кровь вся вытечет, а всё ждёшь.

Сколько он убил людей, мой дед, ставя подписи под списками на расстрел? Вроде бы, немного — всего тысячу или две — по сохранившимся документам. Ну, коллективизацию на Северном Кавказе провёл. Он даже считался в народе добрым, к нему приходили хлопотать за осуждённых родственников. Его любили женщины, рожали ему детей, а потом ещё и прощали, берегли его память.

После нескольких утомительных тягунков вверх и нескольких приятных спусков, когда отдыхаешь, пролетая мимо кукурузных полей и мимо кораллей с ухоженными лошадьми, я миновал церковку в Эрне, потом центральную площадь, которая также являлась единственным перекрёстком со светофором в этой маленькой деревне. Незнакомая встречная девушка кивнула мне, потом мужчина с садовой тележкой приветственно махнул мне рукой со своего крылечка.

Сразу за деревушкой открылось небольшое поле, окружённое тополями, посередине которого стоял настоящий, не виденный с глубокого детства цирк шапито. Поздно вечером, когда я проезжал мимо обратно со станции, в цирке играла музыка, и слышна была дробь барабанов. Вся обочина была занята припаркованными автомобилями.

В Эдингене я миновал железнодорожный переезд, немного отдохнул на спуске, потому что улица пошла вниз. Спросил дорогу на станцию у пожилой женщины, которая стояла на тротуаре и болтала с подругой, высунувшейся из окна на первом этаже. Они оглядели меня, потом, неторопливо перебивая друг друга, объяснили по-французски, где вокзал. Тётенька, которая была в окошке, опиралась локтями о подоконник, украшенный цветами, и каждое своё слово подтверждала кивком головы. Указания были ясными и чёткими — до перекрёстка, поворот налево, до моста, перед мостом направо.

Я даже не ожидал. Вся эта сонная, тихая, солнечная обстановка, крохотный городишко, перезвон колоколов на дальней церковке, поля с кукурузой и свёклой обещали мне сбивчивые напутствия. Там это, поедешь маленько… там быткомбинат будет, так? Ага, за быткомбинатом потом горелый дом амбарный. Да не крестовый он, Нель, амбарный. Да когда ж он крестовым-то был, всю дорогу амбарный. Нель, ну что ты? Там ещё Витька Холопов жил, когда на автокомбинате работал. Ну, на Грибоедова который, а ты про какой? Так тот на Розы Люксембург уже убрали давно, там теперь же магазин новый. Тот-то, конечно, крестовый был. Ну ладно… в общем, сынок, ты поедешь, но ты тот дом и не увидишь, он в глубине там, за школой, ты туда не сворачивай…

Мне даже не задали традиционный вопрос: а ты сам-то откуда?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая проза

Большие и маленькие
Большие и маленькие

Рассказы букеровского лауреата Дениса Гуцко – яркая смесь юмора, иронии и пронзительных размышлений о человеческих отношениях, которые порой складываются парадоксальным образом. На что способна женщина, которая сквозь годы любит мужа своей сестры? Что ждет девочку, сбежавшую из дома к давно ушедшему из семьи отцу? О чем мечтает маленький ребенок неудавшегося писателя, играя с отцом на детской площадке?Начиная любить и жалеть одного героя, внезапно понимаешь, что жертва вовсе не он, а совсем другой, казавшийся палачом… автор постоянно переворачивает с ног на голову привычные поведенческие модели, заставляя нас лучше понимать мотивы чужих поступков и не обманываться насчет даже самых близких людей…

Денис Николаевич Гуцко , Михаил Сергеевич Максимов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Записки гробокопателя
Записки гробокопателя

Несколько слов об авторе:Когда в советские времена критики называли Сергея Каледина «очернителем» и «гробокопателем», они и не подозревали, что в последнем эпитете была доля истины: одно время автор работал могильщиком, и первое его крупное произведение «Смиренное кладбище» было посвящено именно «загробной» жизни. Написанная в 1979 году, повесть увидела свет в конце 80-х, но даже и в это «мягкое» время произвела эффект разорвавшейся бомбы.Несколько слов о книге:Судьбу «Смиренного кладбища» разделил и «Стройбат» — там впервые в нашей литературе было рассказано о нечеловеческих условиях службы солдат, руками которых создавались десятки дорог и заводов — «ударных строек». Военная цензура дважды запрещала ее публикацию, рассыпала уже готовый набор. Эта повесть также построена на автобиографическом материале. Герой новой повести С.Каледина «Тахана мерказит», мастер на все руки Петр Иванович Васин волею судеб оказывается на «земле обетованной». Поначалу ему, мужику из российской глубинки, в Израиле кажется чуждым все — и люди, и отношения между ними. Но «наш человек» нигде не пропадет, и скоро Петр Иванович обзавелся массой любопытных знакомых, стал всем нужен, всем полезен.

Сергей Евгеньевич Каледин , Сергей Каледин

Проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги