Помощник. Книга о Паланке

Приказчик посмотрел в сторону витрины, молча кивнул, вытер руки о белый фартук и поднял руку в знак того, что он на минутку делает перерыв. Прошел за прилавок и нажал выключатель вентилятора. Тот сразу же загудел. Потом Волент подошел к двери, чтобы опустить на окно витрины полосатую маркизу.

Люди притихли, угадав причину этой резкой перемены в поведении Волента, и начали с любопытством поглядывать на Речана.

Речан, тронутый этим, слегка покраснел, взял у Коховой талоны — маленькие бумажные квадратики, где в рамочке был напечатан вес, — положил их в коробку от ботинок фирмы Батя и с интересом взглянул на банкноту с портретом старика — первого чехословацкого президента[20], — такую новенькую, напечатанную будто сегодня утром, и почти засомневался в ее подлинности.

В это время Волент, вытаскивая из-за двери ручку от шторы, опять принялся за свое, но уже потише и добрее:

— Посмотрите, как огорчается барышня Тишлерова, что не ей достался этот кусочек мяса, а она-то уж не возьмет для своего ангела что попало…

Кохова, все еще пышущая румянцем, только надула губы и нарочито медленно укладывала свертки в зеленую сумку с круглыми костяными ручками. Кивком поблагодарила Речана за мясо, он в ответ поклонился ей тоже и поблагодарил. Она тихо сгребла сдачу, положила в красное портмоне и нерешительно повернулась лицом к очереди, стараясь сохранить солидность, и тут же почувствовала облегчение — все смотрели в сторону двери, где стояла высокая худощавая женщина в шляпе и хорошо сшитом коричневом костюме. Это была Гертруда Тишлерова. Она делала вид, что замечание Волента ее не касается и смотрела через круглые очки холодно и не мигая.

Даже Речан немного высунулся из-за кассы, чтобы получше рассмотреть ее. Вошедшая держала в руках сумку, сплетенную из грубой конопляной бечевки, и показалась ему чересчур высокой. Ее длинное, почти мужское лицо, решительное и интеллигентное, безобразили бородавки. Одета Тишлерова была до педантизма опрятно, пористое, запудренное лицо выдавало, что она привыкла не жалеть пудры. Ее считали чудачкой, она жила одна, в городке появилась недавно, и люди не могли взять в толк, для чего она морочит им головы россказнями о каком-то «падшем ангеле», которого, мол, должна кормить. Все считали этого «падшего ангела» нелепым рекламным трюком этой, впрочем, вполне искусной дамской портнихи.

В первый же раз, подойдя к прилавку, она прямо заявила, что ей надо мясо на двоих. Тишлерова после многих лет отсутствия вернулась в пустой родительский дом, и Речан предположил, что она не знает здешних порядков. Он терпеливо объяснил ситуацию со снабжением, которое не позволяет ему продавать больше мяса, чем положено. Она крутила головой и настаивала на своем, но он не желал вызвать недовольство очереди и не соглашался. В тот день он торговал вместе с женой, Волент был по своим делам в районном центре. Тишлерова гневно хмурилась, а когда Речанова резко и энергично поддержала мужа, дамская портниха так вызывающе оглядела ее, что у жены мясника вспыхнули красные пятна. Это кое-что значило — Речанову было не очень легко смутить. Но тут она притихла, как воды в рот набрала.

— Извините, пожалуйста, — торопливо сказал Речан, — для кого еще вы хотите взять мяса, когда все, — он показал на очередь, — утверждают, что вы живете одна?

Портниха ответила веско:

— Я должна кормить падшего ангела, который прилетел ко мне.

— А что он у вас делает? — спросил кто-то сзади, заикаясь от изумления.

— Спит, — сказала она спокойно и даже не оглянулась.

Речан не нашел, что ответить, и чуть не отрезал себе пальцы ножом. Воспоминание об этом разговоре до сих пор его беспокоило.

— Геть… что, как там живет-может ваш ангелок? Ась? Летает? Или все боженьке молится? — спрашивал Волент весело, пробираясь через дверь на улицу.

— Так, значит. Так чего уж, молится и, наверное, раскаивается… Кается, раз упал, — объяснила она ему сдержанно, глубоким голосом, и никто даже не улыбнулся, как будто в этом было что-то зловещее.

— Ц-ц-ц! — процедил Волент недоверчиво. — Геть, кишасонька[21], этот ваш ангелок, что же, все бездельничает, палец о палец не ударит? Его бы сюда к нам на бойню, геть, здесь бы ему пришлось потрудиться… иштенем — боже ты мой, Волент, и что бы тебе не родиться ангелочком?! Отдайте его, милая барышня, к нам на бойню, пусть хоть раз в Паланке ангелок будет гентешом — мясником, значит, чтобы люди не говорили, что добрый гентеш водит дружбу с чертом…

— У него такие нежные ручки, — не задумываясь, холодно отозвалась Тишлерова, — и он может порезать свои мягонькие пальчики. Ангелы, пан Ланчарич, как вам должно быть известно, ножами не орудуют, поросяток и коровок не убивают. Как это ангел будет резать поросят и коровок. Сами посудите! Да вы недавно уже спрашивали меня уже об этом…