Речан отворил ворота и угостил всех колбасой и сливянкой. Пока ели и выпивали, поговорили о зиме, о дороге. Возчики были из Пустого Поля, чисто словацкой деревни немного к северу от границы; деревня славилась фруктовыми садами и винокурнями. Здесь, в городе, люди с большим уважением отзывались о пустопольской сливянке, яблочном вине или сладкой грушовке. Пустопольчане возили в Паланк дрова, огромные акациевые поленья, про тамошних мужиков говорили, что их не проведешь и с ними не шути. Там держали добрых коней и породистый скот, сбивали масло, и многие торговцы маслом были родом оттуда; выходцами из Пустого Поля были и трое довольно бойких портных, также обосновавшихся в Паланке. Паланчане любили высмеивать всех деревенских без разбору, но поднимать на смех пустопольчан остерегались. Люди они были суровые, насмешек не терпели, нахала и шутника могли запросто огреть плеткой. И защитой им служила не столько репутация маслобоев, сколько их суровость. Ведь жили они здесь, на границе, искони и вытерпели многое. До наших дней сохранились искусно построенные и замаскированные семейные убежища пустопольчан времен турецкого нашествия. Туркам редко удавалось их обнаружить. Говорили, будто их начали строить еще раньше, во времена татарских набегов. Территория Пустого Поля лежала среди акациевых лесов, вдали от других деревень. Некоторые слова и выражения пустопольчан не были понятны Речану, даже в Паланке считалось, что тамошние люди не говорят, а «лялякают».
Дрова сложили, вернее, сбросили у ворот. Возчики не стали задерживаться. После работы снова поели, выпили и тут же собрались восвояси. Они торопились, им еще предстояли две ездки с дровами.
Речан закрыл ворота, запер их на засов, перелез через кучу дров, чтобы пробраться во двор, и принялся за работу. Дрова в сарай он возил на тележке. Укладывал на платформу десять — двенадцать поленьев (в зависимости от толщины), перекидывал через плечо ремень, брался за дышло и тянул тележку через весь двор, держа в левой руке фонарь и освещая себе дорогу. Ему приходилось сильно налегать. У сарая за забором он выпрягался, ставил фонарь на перевернутый ящик. Потом полено за поленом укладывал в сарае аккуратную поленницу, словно сам себя обучал порядку. Шершавая кора акациевых поленьев и большие старые колючки обдирали ему ладони. Он работал без перчаток, жалел их порвать. Трудился тихо, чтобы не разбудить не только жену с дочерью, но и Волента. Он хотел сделать все сам. Хозяину положено самому заботиться о запасах. Хозяину, и никому другому. Тележка тоже не производила особенного шума, маленькие резиновые колесики от шасси старого самолета катились без скрипа.
Холода он не чувствовал: работа и три больших стакана сливянки его разогрели. Но больше всего грело сознание собственной полезности. Когда он делал что-то для семьи, его всегда ободряло чувство уверенности в своих силах, которое посещало его не так уж часто. Если надо, с удовлетворением думал Речан, он умеет позаботиться обо всем, и на самом-то деле не такой уж он мямля, как часто кажется жене.
Почти каждый раз, провозя тележку через двор, Речан взглядывал на окна — не зажжется ли там свет, не откинется ли завешивающее окно одеяло и не выглянут ли из-за него удивленные глаза. Но окна не освещались, женщины не просыпались, и он уже начинал жалеть, что тележка хоть чуточку не скрипит. Жаль. Если бы они пробудились и посмотрели из теплой комнаты во двор, их растрогал бы вид отца, который тянет за собой воз дров и сам светит себе фонарем под ноги, как шахтер в шахте. А то может случиться, что они проснутся, когда дрова будут уже убраны.
— Мештер, — послышалось со стороны сада, — что вы тут делаете?
Речан вздрогнул и остановился. Он опустил полено одним концом на землю и слегка оперся на него. От дверей сарая ему не было как следует видно ступенек в сад, он разглядел лишь полосу света и широкую тень на боковой стене.
С квадратным железнодорожным фонарем в руке (в нем горела свеча) вниз по ступенькам сбежал удивленный Волент.
— Слышу, мештерко, что-то во дворе неладно… Приложил ухо к стене… Батюшки, думаю, в фашкамре[33] кто-то шурует наши дрова! Выскакиваю на улицу, чтобы взглянуть на этого фраера, и кого же вижу? Мештер! Почему вы мне ничего не сказали? Зачем у вас я?
Речан улыбнулся и показал рукой, что он с этим справится и один, а потом тихо сказал:
— Купил вот у пустопольских дровец, понимаешь, надо запастись на зиму. Они сбросили их тут, мы специально договорились на утро, чтобы днем об этом не думать, днем у нас и так дел хватает.
— Ладно, все это хорошо, но почему мне-то ничего не сказали? Я сплю, но, если надо, стукните в окошко, у меня сон как у зайца, раз-два — и я на ногах. Разве мне трудно встать пораньше? Вдвоем и работать сподручнее, один возит, другой укладывает, правильно я говорю?
Волент быстро сбросил поленья с тележки, развернул ее и поспешил к воротам.