Читаем Помощник. Книга о Паланке полностью

Люди собирались перед лавкой Речана еще до рассвета, за три-четыре часа до открытия. Едва лавка открывалась внутрь, не обращая внимания на собственные ноги, одежду, репутацию и, конечно, совершенно не считаясь с пожилыми людьми и дистрофиками, беременными женщинами и подростками, лишь бы успеть ухватить свои сто граммов на душу. Покупатели, которым приходилось рассчитывать лишь на свой мясной паек по карточкам, то есть те, у которых не было возможности раздобыть мяса из-под полы, считали верным только раннее вставание, напористость и крепкие локти. Иначе их надежда на хороший обед таяла как дым. Для низких и средних слоев вершиной блаженства считался суп из говядины с мозговой костью, жаренная на сале картошка и кусок свиного шницеля по-венски. Если все это по воскресеньям у людей было, тогда они уже позволяли себе поразмышлять, дружелюбно побеседовать, а то и покричать, коль выбирались на послеобеденную прогулку за город или на футбольный матч. (Больше всего паланчане любили ходить на футбол, так как в городе была сильная футбольная команда. Жестокий и мужественный футбол напоминал лютые сражения в годы войны. В те времена в розыгрышах на первенство жупы[15] не принимал участия кто попало, это уж точно. Паланчане однажды устроили драку и из-за этого кровавого воскресенья вылетели из розыгрыша и потом никогда больше не могли добиться права участия в нем).

Такие утра ужасали Речана, он ни за что не смог бы совладать с этой толпой, ведь даже Воленту не всегда удавалось усмирить ее. Как только мясо подходило к концу, вспыхивали ссоры, мерзкие перебранки, а раза два завязывались драки, ожесточенные, порой комические. Даже солидные с виду люди могли впасть в такую истерику, что унять ее не было никакой возможности. Скандал всегда разражался где-то в гуще толпы: те, кто стоял ближе к прилавку, имели реальную надежду получить мясо, те, что стояли далеко, в чудеса не верили, а самая середина подымала шум; к тому же в такой тесноте и давке, где было не продохнуть, человек просто чувствовал потребность затеять склоку.

Как только призрак мяса начинал таять, у людей подкашивались ноги, они переставали владеть собой и начинали кричать. Они хаяли весь свет, власти, город, мясную лавку, Речана и Волента, а потом набрасывались с превеликим остервенением на стоящих рядом. Начинали поносить друг друга с точки зрения нравственности, материального положения, религиозных, политических и, поскольку Паланк лежал на границе, национальных различий. Последние шли в ход в первую очередь. Потом доходило до потасовок. В лавке Речана люди дрались раза два, за что мясник должен благодарить Волента, который не только умел внушить уважение к себе, но и раздобывал больше всех мяса. Что касается прочих лавок Паланка, там драки затевались куда чаще. А то вспыхнут сразу в двух-трех местах, что усложняло ситуацию не только для мясников, но и для жандармов, которых не хватало на то, чтобы успеть сразу растащить всех дерущихся.

В других городах тоже, конечно, случались подобные баталии, но в Паланке они вспыхивали чаще, так как люди еще плохо знали друг друга и здесь более резко проявлялось наследство прежних режимов, влияние предвоенных и послевоенных событий.

Ожидание перед лавкой было занятием почти исключительно женщин. Им приходилось затемно вскакивать с постели. Неуверенные, охваченные беспокойством и потерявшие веру в себя, они не имели времени общаться даже с мужьями, не то что постоять перед зеркалом, они забыли себе цену и даже не вспоминали о своей прежней привлекательности. Их отягощало слишком много забот, им надо было думать и о детях, над которыми они тряслись, — лишенные всех своих довоенных иллюзий и мечтаний, они все свои надежды возлагали на них.

Драки женщин были дикими, но относительно безвредными, может быть потому, что мужчины смеялись над ними. Женщины верещали, вцеплялись в волосы, наскакивали друг на дружку, пинались, задирали противнице юбку, лупили сумками, зонтами, рвали одежду, царапались, падали на землю, взвизгивали, взывали к божьей справедливости, но, в конце-то концов, их драки не приводили к серьезным травмам, и они возвращались домой разве что в разорванной одежде, со сломанным каблуком, взлохмаченные и с какой-нибудь там ссадиной на щеке или шее.

Жандармы в таких случаях даже и не пытались вникать, кто начал и почему, как это бывало в драках мужских. Они просто разнимали женщин, и точка. Собственно говоря, разнимали два жандарма и Волент, а Речан, забравшись на дубовый чурбан, только упрашивал и усовещивал.

Куда более серьезная заваруха произошла в мясной Нандора Френко. Мясник там поначалу недооценил женщин и сам ввязался в перепалку, и они в результате набросились на него. Повалили на пол и начали орудовать его же собственным ножом около паха. Он перестал сопротивляться, потеряв сознанье, — это его и спасло.


Перейти на страницу:

Все книги серии Сто славянских романов

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука