– Проклятые ретровиты! – громко бубнила она под нос, брызжа желтоватой слюной. – Чтоб их на жертвенном столе крюками разорвало! Остроголовые так и рыщут, черти. Опять, поди, комендантский час введут, пока всех не изловят.
Я жадно внимала. Остроголовыми называли полицейских из-за их шлемов. Про ретровитов часто писали в газетах.
За последнее столетие созданные демонами станки и машины заменили человеческий труд; на улицах оказались тысячи безработных. Те, кто не стал мириться с новым положением вещей, объединились в тайное общество. Устраивали протесты, уничтожали магические агрегаты, проклинали в своих листовках теургов и призывали расторгнуть все пакты с демонами. За магопромышленный саботаж полагалась смертная казнь или ссылка в колонии, но отряды ретровитов – прозванных Убийцами магии – росли. Поговаривали, что Канцлер собирался даже ввести в столицу специальные войска, а за голову генерала Линна, таинственного предводителя ретровитов, была объявлена немалая награда.
Я догнала сердитую кухарку, широко, дружелюбно улыбнулась и рискнула обратиться к своей невольной провожатой с вопросом:
– Что произошло? Чем Убийцы магии досадили остроголовым в это раз?
В ответ на улыбку кухарка недоуменно нахмурилась, но обрадовалась возможности излить негодование:
– Ночью разнесли стеклоплавильный цех на заводе Сектимуса Алистера… теперь остроголовые хватают всех без разбора. Может они и правое дело делают, Убийцы эти, но только простым людям и так тяжко, а тут еще оцепления… Видишь, что творится?
Служанка остановилась и ткнула рукой в открытые железные ворота. В узком фабричном дворе толпились полицейские и солдаты. Со злыми, нахмуренными лицами они бродили среди обломков оборудования, словно разыскивая что-то. Под грубыми сапогами хрустели осколки стекол. На ржавых воротах белой краской был грубо намалеван топор и молния – знак ретровитов.
Внезапно все пришли в движение, широкие спины солдат в оцеплении разомкнулись. Конвоиры вывели худого человека в рабочей одежде с закрученными за спину руками. На голове и одежде человека виднелась кровь, лицо искажено от боли и бессильной ярости.
Стоявшая рядом со мной высокая белокурая девушка жалостливо охнула и с чувством произнесла:
– Живодеры, сатрапы! Демоновы прислужники!
Полицейские мигом подтянулись, нахмурились, заозирались. Девушка сделала шаг назад и быстро растворилась в толпе, чтобы не попасть в руки мага-экзекутора вместе с арестованным.
Появился суперинтендант в черной униформе с белыми нашивками. Внешность у него была примечательная: квадратный раздвоенный подбородок, пышные усы и шишковатый нос, точь-в-точь как у Кранча, персонажа театра марионеток, злодея, постоянно строившего козни кукольным влюбленным парам. Полицейский громогласно приказал всем разойтись. Кухарка сплюнула конвою вслед, а я отвернулась и поспешила прочь.
Узкая улочка закончилась, и я увидела знакомые дома. Это было Пристанище – квартал, где обитали семьи рабочих, докеров и поденщиков. Здесь улицы походили на узкие ущелья, высокие стены которого образовывали многоярусные рабочие бараки. Верхние ярусы часто нависали над нижними; везде лепились узкие галереи, балкончики, шаткие переходы и лестницы.
Прямо на этих нелепых конструкциях, похожих на неряшливые соты скальных пчел, уличные торговцы раскладывали пестрый товар, цирюльники пристраивали свои принадлежности и ждали первых клиентов, карабкались тощие дети, а хозяйки сушили белье, которое моментально серело от висящей в воздухе сажи.
На улицах было тесно, темно и сыро; увидеть клочок серого, затянутого гарью неба и отблеск Небесных Часов можно было, лишь задрав голову.
Наконец стены мрачного ущелья раздались; я вздохнула полной грудью и даже зажмурилась от внезапно яркого утреннего неба, которое теперь ничто не скрывало. На смену гигантским человеческим ульям пришли непримечательные трехэтажные дома из простого серого камня, в которых жили небогатые представители среднего класса.
Незнакомые улицы становились шире и чище; здесь столичный муниципалитет уже установил вместо газовых фонарей магические светильники – узкие высокие конусы из переливающегося полупрозрачного стекла. С наступлением темноты они загорались мягким рассеянным светом, меняющим оттенок в зависимости от часа и погоды.
Затем потянулись ряды нарядных особняков, прячущихся за коваными решетками. По мере приближения к центру столица становилась ярче и утонченнее. С каждый новым кварталом город менял свой вид, характер и настроение. Я вертела головой из стороны в сторону, пытаясь не упустить ни детали; даже усталость пропала.
Вместо грубых повозок стрелой проносились изящные экипажи. Конные трамваи сменились паровыми. Под звонкий перестук они бодро тянули узкие двухэтажные вагоны с блестящими латунными поручнями. Впереди у локомотива был круглый фонарь, похожий на внимательный глаз. Из-за него паровик казался сказочным механическим насекомым.
Пару раз промелькнули шестиколесные магические самоходы причудливой конструкции, но я не успела их рассмотреть.