— Вернулась, годков двадцать уже тому назад будет, наша Анюта на родину. В Крым, в Изюмовку. Не одна вернулась. С Жанночкой — младенцем. Вся деревня на них посмотреть, как один человек, сбежалась. Кто плачет, кто смеётся… Мужа Анюта во Франции схоронила, он ещё в лагере кровью кашлял. И сама годков десять, не больше, на родной земле пожила, по той же причине. Умерла, страдалица, успокоилась…
— А… другие девушки, которых угнали? Тоже потом вернулись?
— Других только четверо на родине живут. Не выпало остальным счастья…
— А маленькая Жанна как же тогда одна осталась? — Юлька, забывшись, села на кровати.
— Какая уж она маленькая была! С тебя, пожалуй. Ну, жизнь у нас в Изюмовке к тому времени обратно наладилась. Хотел колхоз Жанну в детский дом пристроить. Да родня, соседи добрые нашлись. Вырастили помаленьку, выучили. Теперь скоро докторшей будет! И жизнь у ней, как у людей, по-хорошему, в гору пошла. И беда лихая, что над отцом с матерью висела, забылась. Вот так-то, милок…
Юлька долго молчала. Галя, прижавшись к двери, молчала тоже.
— Баба Катя! — вдруг окликнула задумавшуюся старушку Юлька. — Правда, что вы умеете сочинять стихи?
Та добродушно засмеялась.
— К чему же их сочинять? Складывать надо. Из слов простых. Я, бывало, тоска ли, радость к сердцу подступят, складывала…
— Сложите сейчас! — Юлька порывисто потянулась к ней. — Для меня. Я вас очень прошу, баба Катя! Очень!..
— Как это для тебя? Про тебя, что ли?
— Да. Про меня. Или… про меня с вашей Галей. Я вашу Галю очень люблю. Очень!
— Про то, какая ты есть на самом деле, без прикрас?
— Да!
Баба Катя долго, изучающе смотрела на Юлькино изуродованное, но не страшное сейчас лицо, потому что оно было просто, доверчиво и по-детски озабоченно. Старушка еле заметно улыбнулась.
— Ладно уж. Так и быть, сложу. Вот погоди, придёт Жанна тебя посмотреть, поправишься ты у нас совсем, тогда и сложу. Уговорились?
— Уговорились, — ответила Юлька.
А Галя смело вошла к ней в комнату.
Глава двадцатая
От Юльки — родителям.