Помпадуры и помпадурши

- Не отрицаю-с, - скромно заметил благодушный старик, - но не смею и утверждать-с. Скажу вам по этому случаю анекдот-с. Однажды, когда князь Петр Антоныч требовал, чтобы я высказал ему мое мнение насчет сокращения в одном ведомстве фалд, то я откровенно отвечал: "Ваше сиятельство! и фалды сокращенные, и фалды удлиненные - мы все примем с благодарностью!" - "Дипломат!" - выразился по этому случаю князь и изволил милостиво погрозить мне пальцем. Так-то-с.

Даже против реформ, или - как он их называл - "катастроф", старик не огрызался; напротив того, всякое новое мероприятие находило в нем мудрого толкователя. Самые земские учреждения (12) и те не смутили его. Конечно, он сначала испугался, но потом вник, взвесил, рассудил... и простил!

- Так, вашество, одобряете? - спрашивают его иногда собеседники.

- Одобряю-с, - отвечает он, - сначала, конечно... опасался-с; но теперь... одобряю-с!

- Чего же собственно, вашество, опасаться изволили?

- Упразднения власти-с!

- А теперь одобряете?

- Теперь одобряю-с. На этот счет доложу вам вот что-с. С блаженной памяти государя Петра Алексеевича история русской цивилизации принимает характер, так сказать, пионерный. Являются, знаете, одни за другими пионеры. Расчищают, пролагают, прорубают, строят, ломают и опять, строят... одним словом, ведут жизнь деятельную. Сперва губернаторы, прокуроры, экономии директоры, капитан-исправники - это, так сказать, пионеры первобытные. Потом-с, окружные начальники, воспитанники училища правоведения, акцизные чиновники, контрольные чиновники, мировые посредники - это уже пионеры второй формации, пионеры с утонченными чувствами и деликатными манерами. Наконец, земство-с.

- Стало быть, и Василий Петрович, и Николай Дмитрич - все это пионеры?

- Пионеры-с, и больше ничего.

После такого толкования слушателям не оставалось ничего более, как оставить всякие опасения и надеяться, что не далеко то время, когда русская земля процивилизуется наконец вплотную. Вот что значит опытность старика, приобревшего, по выходе в отставку, привычку поднимать завесу будущего!

Таким образом, тихо и неслышно текут дни благодушного старца, еще недавно удивлявшего мир своею распорядительностью. В обхождении он кроток и как-то задумчиво-сдержан; на исправника глядит благосклонно, как будто говорит: "Это еще при мне началось!", с мировым судьей холодно-учтив, как будто говорит: "По этому предмету я осмелился подать такой-то совет!" В одежде своей он не придерживается никаких формальностей и предпочитает белый цвет всякому другому, потому что это цвет угнетенной невинности.

Однажды даже он отпустил себе бороду, в знак того, что и ему не чуждо "сокращение переписки" (13), но скоро оставил эту затею, потому что князь Петр Антоныч, встретивши его в этом виде, сказал: "Эге, брат, да и ты, кажется, в нигилисты попал!" Вообще, он счастлив и уверяет всех и каждого, что никогда так не блаженствовал, как находясь в отставке.

***

Каждый день утром к старику приезжает из города бывший правитель его канцелярии, Павел Трофимыч Кошельков, старинный соратник и соархистратиг (14), вместе с ним некогда возжегший административный светильник и с ним же вместе погасивший его. Это гость всегда дорогой и всегда желанный: от него узнаются все городские новости, и, что всего важнее, он же, изо дня в день, поведывает почтенному старцу трогательную повесть подвигов и деяний того, кто хотя и заменил незаменимого, но не мог заставить его забыть.

Утро; старик сидит за чайным столом и кушает чай с сдобными булками;

Анна Ивановна усердно намазывает маслом тартинки, которые незабвенный проглатывает тем с большею готовностью, что, со времени выхода в отставку, он совершенно утратил инстинкт плотоядности. Но мысль его блуждает инде; глаза, обращенные к окошкам, прилежно испытуют пространство, не покажется ли вдали пара саврасок, влекущая старинного друга и собеседника. Наконец старец оживляется, наскоро выпивает остатки молока и бежит к дверям.

- Ну-с, что новенького? - спрашивает он после первых взаимных приветствий.

- Мостит базарную площадь-с.

- Как? Кто?

- Новый-с.

Известие это поражает изумлением. Старик многое предвидел, многое предсказал; но этого ни предвидеть, ни предсказать не мог.

- Признаюсь! - произносит он не без смущения, - признаюсь!

- Да и мы-таки подивились! - поддакивает Павел Трофимыч.

Не то чтобы идея о замощении базарной площади была для старика новостью; нет, и его воображение когда-то пленялось ею, но он оставил эту затею (и не без сожаления оставил!), потому что из устных и письменных преданий убедился, что до него уже семь губернаторов погибло жертвою этой ужасной идеи.

- Но предвидел ли он, этот безрассудный молодой человек, те непреоборимые трудности, даже опасности, с которыми связано подобное предприятие?

- Сказывали-с; Яков Астафьич даже примеры представляли-с...

- Ну?

- Остался непреклонен-с.