Помпеи

В качестве сукновалов-предпринимателей мы опять, как и в хлебопекарной промышленности, встречаем представителей знатных фамилий и людей, вышедших из низов. Вот вольноотпущенник Стефан, а вот другой хозяин сукновальни на улице Меркурия — Луций Вераний Гипсей, бывший дуумвиром и три раза квинквенналом. Городскую сукновальню держал в аренде, как уже упоминалось, богатый банкир Цецилий Секунд, бывший вольноотпущенник, дом которого находился как раз напротив этой сукновальни. Затем она перешла в руки Везония Прима, жившего рядом с ней. Принадлежал он к знатному и богатому роду: в 34 г. н. э. мы встречаем Везония Марцелла, представителя другой ветви этого же рода, в качестве дуумвира. Везоний Прим принимал деятельное участие в предвыборной кампании 79 г.; о его влиятельности свидетельствует обращенная к нему просьба о поддержке: «Прим, выбери вместе со своими в эдилы Гельвия Сабина». Везоний исполнил эту просьбу; кроме того, он предложил еще двоих кандидатов в дуумвиры и, представляя одного из них, велел написать: «Луция Цейя Секунда просит в дуумвиры Прим сукновал». Надпись эта является документом первостепенной важности. Мы знаем, как относились древние ко всякой ремесленной деятельности: Цицерон в своей книге «Об обязанностях», которая должна была служить своего рода жизненным руководством для его сына, писал: «все ремесленники проводят жизнь свою, занимаясь грязным делом: в мастерской не может появиться ничего благородного». Если городской магнат, влиятельный и богатый человек, член аристократического рода, объявляет себя официально и во всеуслышанье «сукновалом», то это свидетельствует о таких сдвигах в сознании, которые могли возникнуть только в результате крупного перемещения социальных сил, вызванного изменением их значимости в общественной жизни.

В Помпеях в малом масштабе происходило то же, что и по всей империи: ремесленная и промышленная деятельность стала получать такое значение, что участие в ней перестало быть зазорным не только для крупного дельца и предпринимателя — простой ремесленник начинает обретать чувство собственного достоинства.

Сохранилось несколько надписей какого-то Луция Квинтилия Кресцента, простого сукновала, нацарапавшего их гвоздем на колоннах перистиля, вероятно, в том доме, где он жил. В этих надписях он посылает привет всем жителям Помпей и окрестных городов — Стабий и Суррента, а также всем своим собратьям по ремеслу: «Кресцент шлет привет фуллонам здесь и повсюду». Такое обращение мыслимо только в устах человека, который горд своим ремеслом и принадлежностью к повсюду раскинутому братству сукновалов и как равный обращается к своим согражданам и соседям. В «Новых раскопках» найден дом некоего сукновала Фабия, носившего странное прозвище «Улулитремулус». Среди множества надписей на стенах его дома имеется одна, в которой пишущий заявляет, что поэме о начале Рима (на двух пилястрах, обрамляющих вход в жилище Фабия представлено это начало: Эней с отцом Анхизом и сыном Асканием бегут из Трои), знаменитой «Энеиде»,[51] он предпочитает гимн собственному цеху: «Сукновалов пою и сову» (сова — птица Минервы, покровительницы фуллонов)^{18}. Чтобы обожествленным зачинателям мировой империи хотя бы в шутку противопоставить танцующих в «сукновальных ступках» парней, замазанных мочой и глиной, для этого надо было знать цену себе и своему ремеслу!

Сукновалы, правда, занимали особое место в ремесленном мире. Как ни тяжела была их работа, ее нельзя было сравнивать с работой мельников и хлебников: она проходила почти целиком на свежем воздухе, равномерно развивала все мышцы и требовала большой силы. Хилый человек не мог работать в сукновальне; сукновалы должны были быть физически крепкими, как на подбор сильными и ловкими. Качества эти всегда привлекательны — сукновалов любили в Италии, и среди народа они пользовались особой популярностью. Старая италийская комедия неоднократно брала их своими героями и занималась изображением сценок из их жизни. Новий, комический поэт I в. до н. э., посвятил целое произведение их празднику, который они справляли в марте (от 19-го до 23-го числа — так называемые «квинкватры») в честь своей покровительницы Минервы. Праздник этот, надо полагать, проходил буйно и красочно: художники неоднократно изображали веселящихся фуллонов, и как раз в сукновальне Везония Прима находилась карикатура на их праздник, сопровождавшийся яростной дракой, после которой праздновавшие вынуждены были предстать перед судом. Отголоски какой-то шумной пирушки сукновалов сохранились в надписях на доме упомянутого уже Фабия.