Помпеи

Историю помпейских раскопок от начала их, т. е. с половины XVIII в., вплоть до 60-х годов XIX столетия можно рассматривать как некий единый период. Это единство создано самым методом раскопок, общим характером их. Менялось число рабочих: от четырех человек оно доходило до нескольких сот; неаполитанское правительство то живо интересовалось раскопками, то забывало о них; во главе раскопок становились разные люди: бывали невежды, ничего не понимавшие ни в искусстве, ни в древностях, ни в археологии; бывали и хорошие для своего времени ученые. Однако от всего этого основной стиль раскопок менялся мало. Его можно определить одним словом — «кладоискательство», а к этой характеристике, в зависимости от стоявших во главе руководителей, прибавлять различные по силе и выразительности эпитеты. Наиболее варварским и грубым было оно при Алькубиерре и его помощнике Вебере. Хорошие саперные инженеры, старательные и аккуратные люди, они во всем, что касалось искусства и археологии, были совершенно невежественны. Они могли, например, вымерять с поразительным терпением и аккуратностью диаметры разных частей одной и той же посудины, не сказав ни слова о ее форме и не упомянув ее названия; давая планы найденных домов, в качестве указания на их место могли назвать только фамилию хозяина, которому принадлежал участок, где производились раскопки. Копали без всякого плана — то здесь, то там; раскапывали здания кое-как; похищали бронзу, мрамор, картины и мозаику и затем заваливали все землей, часто не сняв даже плана с места произведенных раскопок. Мозаичные полы, если они не отличались исключительной роскошью, раскалывали на куски, и некоторое количество этих кусков отправляли в корзинах в Неаполитанский музей; стенную роспись, если она худо сохранилась или на вкус директора была плоха, просто сбивали на пол ударами кирки. Винкельман рассказывает, как поступили с одной надписью из Геркуланума, составленной из медных букв: буквы эти сорвали со стены, не потрудившись предварительно списать надпись, и, бросив в корзинку, отправили в музей, где их как попало повесили на стенку: «каждый мог доставить себе удовольствие составлять из них разные слова по своему усмотрению». Однажды нашли все части бронзовой позолоченной колесницы с четверкой лошадей: ее перелили в бюсты короля и королевы, а из остатков, прибавив нового металла, сделали большую лошадь, которую и выставили во дворе музея.

Несколько лучше пошло дело, когда во главе раскопок (с 1764 г.) стал Франческо ля-Вега, прекрасный рисовальщик и образованный человек. Ля-Вега первый начал аккуратно вести дневник раскопок, прилагая к нему тщательно исполненные планы и точные зарисовки, снимаемые им с обнаруженных зданий и с отдельных предметов. Историки сельскохозяйственной жизни древней Италии обязаны ля-Вега вечной благодарностью за то, что он первый обратил внимание на винные и масляные прессы и первый дал им правильное объяснение. Но и ля-Вега был сыном своего времени: основной задачей своей он считал ежедневную поставку в музей хотя бы одной «древности»; поэтому, не находя ценных вещей, он многие здания оставлял разрытыми лишь наполовину, другие же обходил, если почему либо не рассчитывал на богатые в них раскопки. Раскопки оставались, таким образом, по существу хищническими. К архитектуре, ко всему, что было найдено в доме, как к чему-то цельному и единому относились с полным равнодушием, интересуясь только тем, что представляло музейную ценность: бронзу уносили, картины выпиливали, а стены с их росписью оставляли на волю солнца, дождей и ветров. К этому официальному грабежу присоединился еще грабеж тайный: вещи из Помпей выкрадывали и продавали. Гете, бывший в Неаполе и в его окрестностях в 80-х годах XVIII в., рассказывал, как в потайной кладовой английского посланника Гамильтона, где хаотически были свалены всевозможные произведения искусства, он натолкнулся на два прекрасных бронзовых канделябра, «затерявшихся здесь из помпейских могил». Известный собиратель древностей, французский граф Келюс, лелеял план ограбления Геркуланума: «Я понимаю трудность этого предприятия, но не надо забывать о нем: что не удалось сегодня, удастся завтра».

Материально раскопки обеспечены были очень скудно: неаполитанское правительство отпускало на них жалкие гроши; больше тридцати двух землекопов никогда не бывало; чаще работало человек восемь, а то и четыре. Обычно это были каторжники или рабы, купленные в Тунисе. Совершенно не заинтересованные в работе, они вели ее медленно, будучи к тому же отягчены цепями, которыми их сковывали попарно. Винкельман, посетивший Помпеи в 1764 г., меланхолически заметил, что в Риме раскапывают за месяц больше, чем в Помпеях за год, и что при таких темпах хватит работы и на правнуков.