Помпея XX века

– Так, наверное, она у вас и осталась.

– Сейчас разберемся и поменяем лекарство. Да, Марк, вы нас огорчаете. Так какое лекарство вы просили выписать?

– У меня желудочные боли.

В это время врывается менеджер с криком:

– Подождите минутку, пациент. Какая у Штерна страховка? Вы знаете, меня совсем задолбал этот Штерн. За него не хотят платить, а он к нам ходит как в синагогу почти каждый день. Нужно выяснить.

– Валя, какая у Штерна страховка?

– Я уже выясняла, – кричит Валя из своей комнаты через приемную. – У него хорошая страховка – Медикер, но он почему-то ее до сих пор не активировал.

– Так позвоните ему! Я же не могу сама все делать.

Менеджер: Так кто же за него платить будет?

– Спросите у него. Кто платить будет? Пушкин? Дайте мне закончить с больным. Марк, вы нас сильно огорчили. Но ничего, мы вам поможем. Так на что вы жалуетесь?

– Я же уже говорил – боли в желудке…

А в это время в приемной идет обычная светская беседа, к которой пациенты привыкли в советских поликлиниках.

– Вы знаете, я пойду перед вами, так как вы пришел после меня. O’key?

– Это я пришел после тебя? Вы приехал на той же машине, что и я.

– Зато я раньше расписался.

– Твой сигнатур меня не интересует. Я просто не расписываюсь, как ветеран. А вошел я в офис раньше тебя. И бросьте свои одесские штучки.

– Это вы бы бросил свои кишиневские штучки!

В это время в приемной появляется медсестра, пожилая крашенная дама и, как всегда, начинает с накатанного монолога:

– Что интересно, все говорят, что у меня золотые руки. Я даже не знаю почему. Я ничего такого особенного не делаю. Только беру кровь на анализ и делаю уколы. Но они считают, что я это делаю великолепно, что у меня золотые руки. Здравствуйте, Тася. Ну как ваш муж?

– Его же забрали в госпиталь и сделали операцию.

– Да, да, конечно. Как только мы узнали, что его забрала амбуланс, я вместе с доктором созвонились с госпиталем и мы договорились, что его будет оперировать лучший хирург. Там их три, но нам удалось договориться с лучшим.

– Вы знакомы с хирургом?

– Мы же коллеги. Итак, кто следующий на флушат?

После этого бедная Тася будет говорить с большим восторгом, как продвинулась наша Ревека: «Всего десять лет назад мы с ней вместе ходили на курсы английского, а теперь она водит знакомство с крупными американскими врачами». А пока что ее собеседница повернулась к ней и заговорила шепотом:

– Те еще «золотые руки». Ты посмотри на мои руки. Она мне неделю назад брала кровь и колола раз десять – исколола всю руку до локтя, никак не могла попасть. После этого мне позвонила Марина и сказала: «Ой, вы сейчас смеяться будете, но ваш анализ крови оказался как у покойника. Придется вам прийти еще раз». Я уже приготовилась к тому, что и левую руку она мне покалечит.

И опять крики:

– Где карточка Смоленского? Научитесь класть карточки на место.

После нескольких лет длительных высиживаний в этом офисе, нам пришлось опять идти на поиски нового фэмили доктора. Может быть нам до этого просто не очень везло. На самом деле, в Америке много хороших врачей. Но мы все чаще вспоминали нашу Валентину Васильевну, которая и в дождь и в снег – в любую погоду приходила к нам домой по первому зову, и как могла помогала. Это был наш участковый доктор Визерина из поликлиники ученых, доступ к которой я получил в марте.

БЫЛ МЕСЯЦ МАРТ

Начало марта прошло в праздниках. 8 марта праздновали в Купе. Для них эта дата была юбилейной. На это мероприятие каждый из мужчин должен был приготовить блюдо своими руками (попытки использовать для этого кулинарный магазин строго карались). После застолья и дегустации проводился конкурс на приготовленное блюдо с призами. По рекомендации Надежды Алексеевны я изготовил салат оливье с яблоками и с сыром. Мне вручили первый приз – сиденье для унитаза. В то время, когда все мы жили в коммунальных квартирах и пользование этими предметами было сугубо индивидуальным, в этом был смысл. Света, которую я привел на это мероприятие, пригласила меня, Игоря и еще пару человек на жареного гуся.

В субботу вечером мы собрались у Светы, родители которой уехали на дачу с ночевкой. Гусь пах невероятно. Запахи неслись на подходе к дому. Гусь, правда, оказался большой курицей, но из уважения к Паниковскому, мы продолжали называть ее гусем, тем более, что место это было недалеко от того, где он начал свою творческую деятельность в качестве слепого.