Помутнение

его можно сравнить с голодом, который ощущается где-то в районе грудной клетки. иногда оно так жжется, будто кто-то тушит свои сигареты с обратной стороны моих ребер. иногда кажется, что там есть что-то, что-то маленькое среди большого, как дерево, тонкое и молодое дерево, стоящее в поле в одиночестве и содрогающееся, трясущееся с чертовски маленькой амплитудой.

есть люди, успокаивающие это все, таких, на самом деле, большинство. есть усиливающие. таких мало, но, к сожалению, сталкиваться с ними приходится часто. а есть люди, к которым оно привыкло и которые никак не могут ни на что повлиять.

я бы все еще хотела жить без этого.

кручу в голове «забудь обо всем, чему нас учили» и «пока не сбита спесь, и наглеца тело движется и борется».

Глава 6 Учеба

18.12.19

вот что меня начало раздражать с конца первого курса (начала первого серьезного депрессивного эпизода), так это то, что нельзя сказать преподавателям в вузе «знаете, я ничего не сделала, потому что у меня депрессия и нет сил на то, чтобы сходить в туалет», и в общественном транспорте тоже не скажешь «знаете, еле встала с кровати, уступите место, ведь из-за моей депрессии мне сложно держать себя на ногах».

Проблемы в учебе – то, с чем невозможно не столкнуться при депрессии. Да и при мании тоже. В общем, то, что не может не возникнуть при биполярном расстройстве.

Мне постепенно становилось все сложнее вставать по утрам, все сложнее доходить до университета. Я говорила врачам, к которым приходила: «Я иду до универа десять минут, но устаю так, будто переплываю Неву в самом широком ее месте. Туда и обратно. Несколько раз». По утрам я вспоминала мамину присказку моего детства «Нет слова не могу, есть слово надо» – и до последнего заставляла себя вставать и идти.

Сначала мне было тяжело писать конспекты, потом мне было тяжело вникать в речь преподавателя, потом стало тяжело читать то, что написано на доске. Чувствуя огромную физическую усталость, не позволяющую мне взять ручку и начать писать, я пыталась вслушаться в лекцию, чтобы уловить хоть что-то. Но в какой-то момент поймала себя на мысли, что ничего не понимаю. Я вообще не могу сосредоточиться, сколько бы усилий для этого ни прилагала. Я сидела в аудитории, смотрела на людей вокруг. Кто-то записывал все, да еще успевал оформлять конспект выделителями и карандашами, кто-то просто писал, кто-то на задних рядах играл в телефон, болтал с другом, смеялся. Я сидела и понимала, что не могу позволить себе ничего из этого. Я не могу учиться и не могу бездельничать. Ведь у меня нет сил на болтовню, да и никакой радости она мне не доставит. Я просыпалась уставшая и засыпала уставшая. По утрам я смотрела, как соседка делает макияж, и удивлялась, откуда у нее силы на это. Депрессия подкралась медленно, по чуть-чуть, я не заметила, что что-то изменилось во мне, но чувствовала, что мир вокруг стал другим.

Я перестала ходить на занятия, когда поняла, что это не имеет никакого смысла. Все равно ничего не запишу и ничего не пойму. Думала, что будет лучше, если я сэкономлю эту энергию, а потом почитаю конспекты соседки, задам ей уточняющие вопросы. Когда я попросила у соседки конспект, я поняла, что читать не могу. Мне нужно было просмотреть одно предложение несколько раз, чтобы понять его смысл. Мозг просто отказывался соединять слова между собой и вычленять суть. Подумав, что это может быть связано со специфичным содержанием текста, я решила почитать художественную литературу. И снова оказалась неспособной к восприятию информации. Я решила прочитать какую-нибудь детскую сказку. Осознав, что мне нужно много времени, чтобы вчитаться и вникнуть в то, что, образно, «Колобок ушел от бабушки», я поняла: у меня проблемы.