Помутнение

Наступило молчание. Двое мужчин курили травку в задымленной комнате. Долго, мрачно, молча.

Зазвонил телефон. Один из костюмов–болтунья снял трубку и протянул ее Фреду.

— Помните, на прошлой неделе вы проходили проверку? — произнес голос в трубке.

— Да, — после короткой паузы ответил Фред.

— Мы обработали очередной материал… — На том конце линии тоже пауза. — Вы должны подвергнуться всестороннему психиатрическому обследованию. Вам назначено на завтра, в три часа в той же комнате. Помните номер комнаты?

— Нет, — сказал Фред.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — твердо ответил Фред.

— Какие–нибудь неприятности? На работе или в личной жизни?

— Я поссорился со своей девушкой.

— Испытываете ли вы чувство растерянности? Не сталкиваетесь ли с трудностями в опознавании людей и предметов? Не кажется ли вам что–нибудь вывернутым шиворот–навыворот? И, кстати говоря, не наблюдаете ли за собой языковой дезориентации?

— Нет, — мрачно произнес Фред. — Нет — по каждому из поименованных пунктов.

— Итак, завтра в комнате 203, — сказал врач. — Какой материал… Поговорим завтра. Не расстраивайтесь, Фред!

— Клик.

Клик тебе, подумал Фред и повесил трубку. Он раздраженно включил проекторы, и застывшая сцена ожила цветом и движением.

— Эту крошку, — бубнил Лакмен, — обрюхатили, и она решила сделать аборт, потому что пропустила цикла четыре и подозрительно распухла. Но сама палец о палец не ударила, а только канючила, как все дорого. Как–то я к ней забегаю, а там одна ее подружка твердит, что у нее истерическая беременность. «Ты просто хочешь верить, что беременна. Это комплекс вины. А аборт, расходы на него — это комплекс наказания». А крошка — она мне дико нравилась — и говорит спокойненько: «Ну что ж, если у меня истерическая беременность, то я сделаю истерический аборт и заплачу истерическими деньгами».

— Интересно, чья физиономия красуется на истерической пятерке, — задумчиво произнес Арктор.

— А кто был у нас самым истерическим президентом?

— Билли Фалкс. Он только думал, что его избрали президентом.

— И когда ж был его срок?

— Он воображал, что его избирали на два четырехлетних периода начиная с 1882 года. После длительного курса лечения ему стало казаться, что он президентствовал только один…

Фред со злостью перемотал запись на два с половиной часа вперед. Сколько они будут нести эту ахинею, спросил он себя. Весь день? Вечно?

— …берешь ребенка к врачу, к психиатру, и жалуешься, что ребенок все время заходится в крике. — На кофейном столике перед Лакменом стояла банка пива. — Кроме того, ребенок постоянно врет. Придумывает самые несуразные истории. Психиатр осматривает ребенка и ставит диагноз: «Мадам, у вас истерический ребенок. Но я не знаю, почему». И тогда ты, мать, настал твой час, ты ему эдак: «Я знаю, почему, доктор. Потому что у меня была истерическая беременность».

Лакмен и Арктор покатились со смеху. Им вторил Джим Баррис; он вернулся и теперь сидел в гостиной, наматывая на трубку белую проволоку.

Фред перегнал пленку еще на час вперед.

— …этот парень, — рассказывал Лакмен, — выступал по телевидению как всемирно известный самозванец. В интервью он заявил, что в разное время представлялся великим хирургом из медицинского колледжа Джона Гопкинса, физиком–теоретиком из Гарварда, финским писателем, лауреатом Нобелевской премии в области литературы, свергнутым президентом Аргентины, женатым на…

— И все это сходило ему с рук? — поразился Арктор. — Его не разоблачили?

— Парень ни за кого себя не выдавал. Просто он выдавал себя за всемирно известного самозванца. Об этом писали в «Лос–Анджелес Таймс» — они проверяли. Работал дворником в Диснейленде, а потом прочитал биографию всемирно известного самозванца — такой действительно был — и сказал себе: «Да ведь я тоже могу выдавать себя за всех этих экзотических парней!» А после подумал и решил: «На кой черт? Лучше просто выдавать себя за самозванца». Он огреб на этом деле немалую монету, писали в «Л. А. Таймс». Почти столько же, сколько настоящий всемирно известный самозванец.

— Самозванцев пруд пруди. Мы сталкиваемся с ними на каждом шагу. Только они выдают себя не за физиков–теоретиков, — заметил Баррис, тихонько сидящий в углу.

— Ты имеешь в виду нарков, этих гадов из отдела по борьбе с наркоманией, — сказал Лакмен.

— Интересно, среди наших знакомых есть нарки? Как они выглядят?

— Все равно что спрашивать: «Как выглядит самозванец?» — отозвался Арктор. — Я как–то болтал с одним толкачом, которого взяли с десятью фунтами гашиша на руках. Ну и спросил, как выглядел обманувший его нарк. Знаете, как это делается: нарк выдает себя за друга одного друга и просит продать ему гаш.

— Точь–в–точь, как мы, — бросил из угла Баррис.

— Даже больше! — воскликнул Арктор. — Этот толкач — его уже приговорили и на следующий день должны были отправить в тюрягу — сказал мне: «Волосы у них еще длиннее, чем у нас». Так что мораль, я полагаю, такова: держись подальше от типов, которые выглядят точь–в–точь, как мы.

— Бывают и женщины–нарки, — вставил Баррис.