— Тебе еще повезло, — добавила Донна, когда Чарлз завел двигатель и выехал на дорогу, — через час я должна встретиться с одним типом, и он, наверное, взял бы все, что я раздобуду, — тогда бы тебе не повезло. Твой счастливый день.
Она улыбнулась, и Чарлз улыбнулся в ответ.
— Хорошо бы поскорее.
— Постараюсь… — Донна открыла сумочку и вытащила маленькую записную книжку и ручку. — Как мне с тобой связаться? Да, кстати, я забыла, как тебя зовут?
— Чарлз Б. Фрек.
Он продиктовал ей номер телефона — не своего, разумеется, а одного друга из добропорядочных, который передавал ему подобные послания, — и она тщательно записала его. С каким трудом она пишет, еле царапает… И чему только их учат в школе! Почти неграмотные все. Зато хорошенькая. Едва умеет читать и писать? Плевать! Что у телки важно, так это красивые сиськи.
— Я тебя, кажется, припоминаю, — сказала Донна. — Кажется. Я вообще не очень помню тот вечер, я тогда в стороне держалась. Помню только, как набивала порошок в маленькие капсулы от либриума. Я еще просыпала часть на пол. — Она задумчиво посмотрела на него. — А ты вроде парень ничего. Будешь потом брать еще?
— Спрашиваешь, — ответил Чарлз Фрек, прикидывая, как бы успеть найти товар подешевле. В любом случае дело в шляпе. Счастье, подумал он, это знать, что у тебя есть травка.
Людские толпы, солнечный свет и вся дневная суета скользили мимо него, не касаясь, — он был счастлив.
Паршивые копы вдруг сели ему на хвост — и посмотрите, как повезло! Совершенно неожиданный новый источник препарата «С»! Что еще нужно человеку? Теперь можно смело рассчитывать на две недели — почти полмесяца жизни. Две недели!.. Его сердце возликовало, и Чарлз на мгновение ощутил дурманящий аромат весны, врывающийся в окна машины.
— Поедешь со мной к Джерри Фабину? Я отвожу ему шмотки в федеральную клинику номер три, его забрали вчера ночью. Беру понемногу, а то вдруг его выпишут и придется переть все назад.
— Лучше мне с ним не встречаться, — сказала Донна.
— Ты его знаешь? Джерри Фабина?
— Джерри думает, что именно я заразила его букашками.
— Тлей.
—
— Это лечится?
— Нет.
— В клинике обещали свидание. Говорят, что он, пожалуй, мог бы… — Чарлз повел рукой. — Ну, не то чтобы… — Он снова сделал жест рукой — ему трудно было сказать
Донна бросила на него подозрительный взгляд.
— Уж не поврежден ли у тебя речевой центр? В твоей… как там ее… затылочной доле.
— Нет, — ответил Чарлз энергично.
— А вообще какие-нибудь повреждения? — Она постучала себя по голове.
— Нет. Просто, понимаешь, ненавижу эти чертовы клиники… Однажды я навещал парня… Он пытался натирать пол… то есть, я имею в виду, он просто не мог понять, как это делается… Что меня достало, так это то, что он все равно старался. Не просто час или два; через месяц, когда я опять пришел, он все еще пытался, снова и снова, так же, как и в первый раз, когда я его видел. Никак не мог взять в толк, почему у него не получается. Я помню его лицо: он был уверен, что сделает все правильно, если поймет наконец, в чем его ошибка. И постоянно спрашивал: «Что я делаю не так?» А объяснить ему ничего было нельзя, то есть они там объясняли, и я объяснял, а он никак не мог понять.
— Я читала, что рецепторные зоны в мозгу обычно отказывают раньше всего, — спокойно проговорила Донна, разглядывая соседние машины. — Смотри, впереди один из тех новых «порше» с двумя двигателями! — Она возбужденно указала пальцем. — Ух ты!
— Я знал парня, угнавшего такой «порше», — сказал Чарлз. — Вывел машину на Риверсайд, разогнался до семидесяти пяти — и в лепешку. Въехал прямо в какой-то трейлер. Думаю, он его и не заметил.
У него немедленно пошел глюк: он сам за рулем «порше», но трейлеры замечает, замечает вообще все на свете. И все на шоссе — Риверсайд в час пик, — безусловно, замечают его: такой стройный, широкоплечий, неотразимый чувак в новеньком «порше», делающем двести миль в час, — и полицейские беспомощно разевают вслед рты.
— Ты дрожишь, — сказала Донна и опустила руку на его локоть. Какая нежная рука — прямо мурашки по коже. — Притормози.
— Я устал, — пожаловался Чарлз. — Две ночи и два дня считал букашек. Считал и засовывал в банки. А когда мы на следующее утро понесли их в машину, чтобы показать доктору, там ничего не оказалось. Пустые банки. — Теперь он сам почувствовал свою дрожь, заметил, как трясутся руки на руле. — Ничего ни в одной чертовой банке. Никаких букашек. И тогда я понял, я понял, черт побери!.. До меня дошло: Джерри испекся. Ошизел.
Воздух больше не пах весной. Мучительно потянуло принять дозу препарата «С». К счастью, у него был еще небольшой походный запас в «бардачке», и он стал искать парковку, чтобы остановиться.
— Ты и сам хорош, — сказала Донна. Голос девушки звучал отстраненно, она как будто ушла в себя. Наверно, ее достала его дурацкая езда. Скорее всего.