Понаехали!

— А тут вам не здесь, — пробормотала Стася, озираясь. На пристани Китежа царила суета. На глади озера покачивались корабли, иные подбирались вплотную к пристани, терлись деревянными боками о настил. И скрипели, что корабли, что сам настил, обмениваясь новостями. Спешили люди, какие с грузами, какие нет. Мычали коровы, орал осел, отказываясь подниматься по сходням. Матерился человек, пытаясь осла затолкать, и голос его надрывный выделялся из общего гомона толпы.

Кто-то кричал.

Кто-то махал руками. И всем-то было не до Стаси с её котами да заботами. Разве что Фрол Матвеевич держался близко, за что Стася была ему благодарна. А вот Матвей Фролович и Ежи куда-то да убрались. И теперь Стася чувствовала себя… одинокой?

Несчастной?

Беззащитной. Этак она и прослезиться от жалости к себе.

— Ваше поведение позорит мой род! — все-таки князь решился приблизиться, но руки тянуть не стал. За спину убрал, наверное, чтобы точно избежать искушения. Читалось на лице его этакое мучительное желание сомкнуть оные руки на шее одной упрямой ведьмы. — Мало того, что вы позволяете себе… больше, чем следует… даете надежду этому… этому… магу! Хотя… он, кажется, больше и не маг. Не важно… главное, что ваше поведение бросает тень не только на вас, но и…

— Послушайте, — Стася почесала ладонь, которая стала зудеть, намекая как бы, что она все-таки ведьма. — Я к вам в невесты не напрашивалась. Да и вообще… если вы тут жених, это еще ничего не значит.

А то в самом-то деле. Дашь слабину, и моргнуть не успеешь, как вляпаешься в счастливое замужество. Нет, Стасе пока и так неплохо.

Радожский нахмурился.

И подбородок вздернул. Еще немного и шею сломает от избытка родовой гордости.

— Если вам что-то не нравится, то это исключительно ваша личная проблема, — она обвела взглядом всех, кто собрался на пристани.

— Деточка…

— Я устала, — сказала Стася, позволив себе перебить Марьяну Францевну. — Я не знаю, зачем это вам надо, но окажите любезность, оставьте меня в покое.

Не оставят.

Сейчас вот — возможно, если только ненадолго, позволяя ей перевести дух и избегая очередного несчастного случая с превращением кого-нибудь во что-нибудь. Но завтра же вернутся.

Или послезавтра.

Или… главное, вернутся всенепременно.

— Нате от, — под рукой оказался Антошка, который в эту самую руку пирожок сунул. — А то ж маменька моя, помнится, тоже, как оголодает, так прямо спасу нет…

Стася пирожок откусила, чтобы не сказать слов, о которых она потом пожалеет. А пирожок, к слову, оказался ничего таким… мягоньким, с корочкой, что не размякла, со сладкой начинкой и чудо просто.

— От то-то же, — сказал Антошка наставительно. — Ты сперва бабу покорми, а потом уже женихаться лезь…

Что ответил Радожский, Стася не услышала.

К счастью.

Наверное.

Глава 5 Где открываются некоторые неприглядные истины, а еще случается знакомство с почтеннейшей вдовой

Женщины живут дольше мужчин. Особенно вдовы.

Жизненное наблюдение, сделанное неким Пасюковым, старшим смотрителем погоста.

Эльжбета Витольдовна поглядела вслед ведьме, от которой будут проблемы… всенепременно будут и серьезные.

— Вы должны что-то сделать! — князь Радожский, подавшийся было за невестой, все же остановился и взор свой обратил на Верховную ведьму.

— Что именно? — уточнила Эльжбета Витольдовна.

— Что-нибудь!

— Хотите, в жабу превращу? — она помахала веером и поморщилась: пахло на пристани озером, рыбой, сырым деревом и многими иными вещами не самого приятного толку.

— Кого?

— Вас.

— За что?!

— За излишек дурости.

Радожский налился краской. Ишь, нервный какой… а чего он думал? Хотя понятно, чего они все думают. Что стоит девице какой увидеть этакого жениха, как она мигом от счастья своего сомлеет. И влюбится. И любить будет до самой своей смерти.

Идиёт.

Это Эльжбета Витольдовна произнесла мысленно, но, кажется, князь что-то такое понял. И покраснел.

— Это неприлично, в конце-то концов! — сказал он уже тише и без былой убежденности. — Объясните этой девице, что она должна…

— Ничего она не должна, — Марьяна Францевна вытащила из ридикюля кулек с тыквенными семечками. Семечки она ссыпала в ладошку. — И чем раньше вы сие поймете, тем легче станет жить. И не только вам.

— Жить? — Радожский вскинул руку, едва не попав локтем по лицу Эльжбеты Витольдовны.

И Аглаюшку напугал.

Аглая…

…с Гурцеевым еще беседа предстоит. И будет она, чувствовалось, нелегкою.

— Вот с этим?

— Не поверите, и помолвленными люди живут, — доверительно произнесла Марьяна Францевна, семечку раздавив. Шелуха полетела под ноги, мешаясь с шелухой же, скорлупой орехов, соломою и иным мелким мусором.

— Недолго, — Радожский накрыл узор ладонью. И как-то разом успокоился. — Вы слышали, что говорил этот… этот…

— Дух?

— Он самый… из-за него все и случилось!