Нет, надо будет его измерить, потому как Стася не могла отделаться от ощущения, что за прошедшие пару недель Бес вырос. И весьма ощутимо.
— Вы собираете этих девочек под предлогом учебы. Учите их, правда, отнюдь не тому, как пользоваться силой. А потом пристраиваете в добрые заботливые руки.
— И что в этом плохого? — Эльжбета Витольдовна поджала узкие губы.
— А что хорошего?!
— Они живы. Все, кого нам удается найти, живут. Их не бросают в лесу, не отводят к омуту с камнем на шее. Не топят в болоте. Не давят пуховыми подушками. Не подносят молоко с белокоренем, надеясь, что смерть будет тихой и безболезненной. Их не закидывают камнями, не сжигают в сараях, обвинивши невесть в чем…
— Просто выдают замуж?
— Выдают. За людей достойных, состоятельных. Взгляни вот на нее… — Эльжбета Витольдовна указала на Аглаю. — Лет триста-четыреста тому родичи, почуяв неладное, сами нашли бы способ избавиться. И сделали бы это без тени сомнений, потому как, узнай кто о ведьме, всем бы пришлось тяжко. Община изгнала бы их, откажись они следовать их, человеческому закону. А если бы и согласились, то… кому нужна жена, у которой своячница ведьмою родилась? Но теперь люди только порадовались. И привели её цареву писарю, и получили за то семь золотых.
Много?
Мало? Наверное, много для кого-то, но… вот так продать своего ребенка за семь золотых?
— За них они купили корову… то есть, я так думаю. Честно, не узнавала. Главное, всем было хорошо.
— Всем?
— Девочек свозят в школу. Всяких… с малолетними работать проще всего. Мы их учим. Действительно учим. Многому. Тому, что надлежит знать родовитой боярыне. Они ведь все становятся в конечном итоге боярынями.
Боярыня Аглая изволила играть с кошкою, которая, напрочь позабывши о материнском долге, растянулась на коленях боярыни и ловила пальцы мягкими лапами.
— Она поднялась выше многих.
— И толку-то? — тихо спросила Стася.
Аглая улыбалась. И выглядела… счастливой? Пожалуй.
— Она ведь не была счастлива, иначе не стала бы…
…княжича — или все-таки княжну? — уже подняли на корабль.
— Случается… она молода. А семейная жизнь — дело непростое.
С этим Стася согласилась. Особенно, наверное, непростой она делается, когда живешь с ведьмою.
— То, что случилось, лишь неудачное совпадение обстоятельств. Аглаюшка молода, порывиста. Княжич тоже молод и упрям… не особо умен, это да. Добавьте само место, силу, в нем скопившуюся. И получилось, что получилось.
И что-то подсказывало Стасе, что с этим «получилось» еще придется повозиться.
— Но что бы ждало её в ином случае? Даже если бы родилась она без дара? Полунищее существование селянки? Раннее замужество? Бесконечная работа, которая к тридцати годам превратила бы её в старуху? И уж точно никто бы никогда бы не стал интересоваться её мнением, её желаниями…
— А тут интересовались? Или просто убедили, что у неё нет выбора, кроме как найти подходящего мужа?
На пристани повисла тишина. Стасе она показалась оглушающей.
— Я понимаю, — сказала она тихо. — Что, возможно, вы спасли многих. Что тогда не было иного выбора, что… для кого-то такая жизнь, в тиши и комфорте, предел мечтаний. Но ведь есть и другие! Пусть немного, но есть… что с ними?
— А что с ними? — в темных ведьминых глазах клубилась сила.
— Вы ведь сами… — Стася чуяла эту вот силу, запертую в хрупком теле, спеленутую правилами, но уставшую от них бесконечно. — Вы ведь не были счастливы замужем?
— Но не была и несчастна, — не стала отрицать Эльжбета Витольдовна.
— И ваш муж…
— Преставился.
— А нового…
— Мне и одного хватило. В конце концов, кому-то нужно и настоящей ведьмой побыть.
Сила колыхнулась.
И схлынула, будто её и не было.
Глава 3
Повествующая о том, что и ведьмакам порой приходится тяжко
Загадочная женщина с удовольствием загадит вашу жизнь.
Аглая грелась на солнышке, думая, что вовсе даже не хочет возвращаться в Китеж. В конце концов, что она в этом Китеже забыла-то? Там и солнышка нет. То есть, имеется, конечно. Куда ему, если подумать, деваться с небосвода? Встает, греет себе, заливает улочки светом, но приличным дама от того света беречься надобно.
Не гулять.
А если и выходить, то прячась от солнца под зонтиками, дабы сберечь правильную бледность кожи. Собственная Аглаи, надо полагать, уже обрела неблагородную смуглость, от которой придется избавляться, иначе станут шептать за спиной…
— И пускай, — тихо произнесла она, и кошка приоткрыла левый глаз, а потом закрыла. Вот её-то подобные глупые проблемы нисколько не волновали.
Была бы шерсть чистой.
— Госпожа ведьма? — размышления Аглаи, в которых она пыталась понять, стоит ли и вправду лицо отбеливать или же не надо, раз она все одно в свете не появится — без мужа-то неприлично — были прерваны баронессой Козелкович. — Госпожа ведьма… разрешите вас, если возможно сие, на беседу пригласить… прогуляться… право слово, не понимаю, к чему нас было тащить в этакую рань, если корабли все еще грузятся?