Кто ж знал, что за год мода так поменяется? Рукава-то ныне в Китеже носят не длинные, но широкие, да с кружевною отделкою.
- Кого скрали? – уточнила Анна, предчувствуя, что план её замечательный, почти уже даже в жизнь воплотившийся, - а как иначе-то? – вот-вот пойдет прахом.
- Лилечку скрали!
Анна закрыла глаза, надеясь, что уснула за размышлениями, и теперь ей просто сон снится. Дурной, но что со снов взять-то?
- Девочку нашу… донечку… - нянька не успокаивалась. – Со двора свели, а куда – неведомо…
- Кто свел?
- Н-не знаю.
Анна поднялась и миниатюры убрала в шкатулку, а шкатулку – в сундучок. Так оно надежнее. Муж её, может, в государственных делах и разбирается, а вот в женских – не очень. И не понимает, что хорошего жениха дочери загодя искать надобно.
А то ведь как?
Лилечка подрастет и окажется, что все более-менее достойные уже просватаны. И что тогда? То-то и оно… нет, это дело серьезное, требует и подхода вдумчивого, и времени.
- С чего ты вообще взяла, что кто-то украл Лилечку? – Анна потерла виски.
- Так… нету её.
- Где нету?
- Нигде нету. И сестрицы вашей тоже нету, - нянька не упустила случая пожаловаться.
На сестрицу Анне Иогановне было, говоря по правде, плевать. Даже больше. Присутствие той несказанно раздражало, ибо была Светлолика мало того, что хороша собой, так еще и молода.
И молодость её ранила несказанно.
- В доме искали?
- Искали.
- А во дворе?
- Искали, - нянька согнулась еще ниже.
Анна Иогановна поморщилась. Вот ведь… поневоле начинаешь думать, что в прежние-то времена оно проще было. Лилечка болела, из комнаты не выходила, а как выздоравливать стала…
…о болезни-то знают. И знание это несказанно затрудняет великое дело сватовства, ибо даже опытная сваха, званная давече на чай с пирогами, долго мялась, вздыхала, но признала, что к особо родовитым соваться не след. Не примут. Даже если девочка вдруг поздоровела, то как знать, надолго ли?
Да и сумеет ли она еще детишек родить.
Анна не сомневалась, что сумеет, ибо с каждым днем Лилечка выглядела все лучше, но со свахою спорить не стала. А вот к совету приглядеться к тем, кто роду хорошего, но беден по неким причинам, вняла.
- Еще поищите, - Анна Иогановна поднялась, решивши, что самолично за поисками этими проследит, а после, когда Лилечка отыщется – куда ей деваться-то? – побеседует с ней серьезно.
Это прежде Лилечке многое было дозволено. Теперь же ей надлежит себя блюсти.
И репутацию тоже.
Во дворе было суетно. И за суетой этой с видом мрачным наблюдала дражайшая матушка. Ныне Аграфена Марьяновна была одета в платье простое, а стало быть, или на кухне обреталась, или овины с амбарами проверяла.
Все ей неймется.
- Ушли, - сказала она, Анну завидевши. И слова свои моченым яблочком закусила, а яблочко – медовою палочкой.
- Куда?
- Туда, - она указала на двор. – Через калиточку… ничего, вернется Лика, выдеру.
И так это было веско сказано, что Анна поверила: за вожжи матушка бралась редко, используя их последним способом донесения родительской мудрости. И весьма действенным, надо сказать, способом.
- Ладно, сама, но девку чего с собой потащила?
Вот тут уж Анна ощутила некоторое беспокойство. Оно, конечно, Китеж – не лес густой, но и потеряться в нем можно не хуже, чем в этом самом лесу.
- Госпожа, - свей, один из тех, которых за какой-то надобностью муж нанял, хотя ж Анна и возражала, ибо гляделись свеи дикими и уважения к ней не имели, сгорбился то ли в поклоне, то ли признавая свою вину. – Не углядел!
И уставился желтыми глазами.
- Дозволите поискать?
- Дозволяю, - важно кивнула Анна, сглатывая вязкую слюну. Под взглядом свея было… неуютно. Определенно. И чуялось, что даже если она вдруг запретит по глупости какой, то свей Анну просто не послушает.
Свей попятился.
Осклабился.
И закружился. Рука его сжимала навершие меча, а вот вторая описывала в воздухе какие-то круги. Гляделось это жутко, и кто-то из дворовых девок, впечатлившись, тихо захныкал.
Вот свей упал на одно колено, выгнулся как-то совсем уж не по-человечески да, лицом к земле припавши, замер. А потом поднялся и легким шагом направился к заднему двору. Там уже в куст заглянул. И к упомянутой матушкою калиточке.
- Сказывают, в городе неспокойно, - та продолжала грызть моченое яблочко. И было то таким крутобоким, соком налитым, что рот Анны наполнился слюною.
Захотелось вдруг яблочко отобрать.
Или велеть, чтобы другое принесли. Побольше. А еще огурцов соленых, коли остались, но всенепременно бочковых, смородиновым листом переложенных, да с чесноком. Она даже моргнула от удивления, до того желания были эти странны, несвойственны ей нынешней, отвыкшей от этакой простой снеди.
- На от, - матушка протянула недоеденное яблоко, и Анна с наслаждением впилась в бок зубами. – Идем…
- Куда?
- Туда, - она указала на терем. – Все одно тут уже ничего не сделаешь. Пошли кого к мужу, что ли?
Анна вздохнула.
И сглотнула сладковато-кислый, терпкий сок.
Послать надо бы, но…
…и вот почему Лилечке дома-то не сиделось?