Понаехали!

- Отчего же только темные? И светлые тоже. Это не совсем тот разум, который понятен тебе или мне, скорее уж он является эхом того, высшего, который люди именуют божественным. Они – та сила, что некогда создала сам мир во всем его великолепии.

- Темные?

- И темные в том числе. Без тьмы невозможен свет, как без света невозможна тьма. Представь, если бы все жили вечно…

- Все равно…

- Ты упрям, но это неплохо. Упрямство необходимо, чтобы сладить с ним.

- С кем?

- С источником, который ныне в тебе. С силой, что он дает. С собой, в конце концов, если хочешь остаться человеком.

- А… если нет?

- Тогда мне придется тебя убить, - произнесено это было спокойно и даже равнодушно, хотя книга сохранила отпечаток острой боли, словно тот, кто это говорил, знал, сколь непросто исполнить подобное обещание. И потому-то он продолжил. – Ведьмаков никогда-то не бывало много. Сейчас нас, тех, кто позволил именовать себя старшими, тринадцать.

- Ведьмин круг!

- Поверь, ведьмы тут совершенно не при чем. Скорее уж наше количество равно числу существующих источников, за которыми мы и приглядываем.

- Зачем?

- Тьма весьма многолика. Она поит не только тварей ночных или нелюдей…

- Нелюдей надо уничтожать.

- Зачем?

- Они вредят людям!

- Вредят, но и люди далеко не добры. Пустошник не заведется в доме, если за домом следят. Крикуша не поселится там, где не пролилась невинная кровь. Водяница не появится на пустом месте. Сперва необходимо, чтобы девица добровольно рассталась с жизнью, а стало быть, отдала тьме свои боль и отчаяние. Они-то и перерождаются.

- Но…

- Мир куда сложнее, чем тебе кажется, мальчик. И скоро ты в этом убедишься.

- Тогда… что делаете вы?

- Мы приглядываем за источником, в который стекаются слезы и мольбы, кровь и обиды, клятвы мести и сама месть. Мы не позволяем плодить ему вовсе уж кромешных тварей, беря на себя право суда.

- Суда?

Книга вновь задрожала, но Ежи не готов был упустить её. И позвал. И та повиновалась.

- Третьего дня люди барона Заверзина вырезали деревеньку его соседа. Вырезали всех, не пощадив ни старых, ни малых, а мертвецов после сожгли, пепел развеяли. Только боль – не пепел, в воздухе не уйдет. И источник заговорил об обиде. Он уже готов был родить тварь из тех, о которых не в каждой книге напишут. Но я предложил им обмен.

- Им?

- Душам. Сегодня я сотворю проклятье. И барона не станет. Как не станет и тех, на чьих руках кровь.

- Вы… вы…

- Мы.

- Но я не хочу!

- Тогда уходи.

- Куда?

- Домой. Правда… весьма скоро ты ощутишь, что сила в тебе желает выхода. И что она, будучи частью источника, притягивает чужую боль. А эта боль сводит тебя с ума. Мой прежний ученик не сумел справиться.

- И вы его убили?

- Мне пришлось, - и вновь Ежи ощутил эхо печали. – Барон виновен. И не только он…

- Он… он маг. Я знаю, - теперь в голосе мальчишки звучал… нет, не страх, скорее восхищение. – Он очень сильный маг! И никто-то… в прошлом году его воевать приходили! И он самолично одолел трех вражьих магиков! И ведьму тоже…

- Да, силой его боги наградили. Ума бы еще, тогда бы, глядишь, и не пришлось мучиться. Но… запомни. Ведьмаков не любят не потому, что они с тьмой якшаются, но потому что против нашей силы не устоит ни маг, ни ведьма… сегодня ты сам увидишь.

- Но… но…

- Послушай, Темногор, боги привели тебя ко мне. И это хорошо. Мне нужен ученик. Я… устал. Я давно стою стражем на этой земле. И действительно устал. Потому… просто ляг. Поспи.

И книга запомнила легкий всполох силы.

А потом прикосновение.

- Дети, - с легким упреком произнес ведьмак. – Какие же вы, однако, дети… и ты, тот, кто появится, когда придет время…

Показалось вдруг что мир истончился, готовый слиться с тем, которого уже не существовало.

- Я попытаюсь переменить все, но… пути богов неисповедимы. Не бойся своей силы. Не позволяй ей взять над собою верх. Гнев и зависть – твои враги…

…голос затихал.

А потом и вовсе стих. И книга притворилась обыкновенною. Она даже позволила проступить на листах строкам, наверное, важным, может, даже нужным, но Ежи, сколь ни силился, не сумел прочесть. Перед глазами все плыло, и пусть головная боль ушла, но теперь сама голова казалась Ежи легкою.

Будто пустой кувшин.

Он хотел было подняться, но не смог.

И вздохнул лишь, когда на колени взобрался Зверь. Обнюхав лицо Ежи, кот заурчал, как показалось, с немалым неодобрением.

- Она… живая. Представляешь? – Ежи хотел было поднять руку, погладить кота, но не сумел. А потому просто закрыл глаза и позволил себе раствориться в кошачьем урчании.

И сидел так, наверное, целую вечность.

Но потом вечность закончилась. Конец этот знаменовался скрипом двери, причем Ежи готов был поклясться, что еще утром дверь открывалась совершенно беззвучно.

- Не помешаю? – раздалось тихое.

- Нет, - он сумел произнести это простое слово. И обрадовался. Потом открыл глаза и обрадовался снова, что вновь же, способен.

- Уже вечер, - произнесла Стася с некоторым упреком. – А ты здесь целый день. Ты здесь. Я там. Тоскливо.

- Извини, - Ежи хотел было встать, но не решился, крепко подозревая, что тело его еще не столь послушно, как хотелось бы.