Беззуб встал и молча ушел к себе в комнату.
Наутро Петька радостно вывалил всю собранную информацию о причине поломки Циклопу, но тот повел себя более чем странно. Спросил, смотрел ли Иван чертежи, что спрашивал, что сказал, и с каждым словом Петьки мрачнел лицом и крепче сжимал губы.
Петька в запале красочного рассказа о вечерней беседе не увидел, во что превратилось лицо Циклопа. А зря. Страшное очень стало это лицо, это уже была маска готового на решительные действия убийцы.
– Значит, говоришь, Иван все про штамп подробно рассказал, но сделать отказался?
– Да, категоричсеки против. И сказал, что разговор окончен.
– Ну-ну… – недобро пробормотал Циклоп.
И только в этот момент Петька понял, какую глупость он сотворил, рассказав про Ивана и его подсказки, ведь чего проще было сказать, что сам додумался и понял причину поломок. Но врожденная немецкая порядочность и дисциплинированность категорически не допускали лжи. И он никак не мог заставить себя присвоить чужую инженерную славу.
Он долго молча смотрел на Циклопа, который все расхаживал по цеху и что-то непрерывно бубнил.
И с каждой минутой Петька понимал, какую беду навлек он на свою семью и семью Беззубов своей немецкой щепетильностью.
Петька ушел в рейс с тяжелым сердцем, а вечером, до его возвращения, Беззуб сам спустился к Вайнштейну.
– Ах ты сука неприятная! От меня не добился, к Петьке пошел?! Женькой шантажируешь? Оставь пацана в покое. Он починит твою шарманку, и больше чтоб не беспокоил. Не дай бог, заикнешься про Женьку – под трибунал пойдешь со всей своей шайкой. Понятно?
– Что-то ты, Ваня, сильно смелый стал, как я погляжу. Ты кто? Механик с железки? Забыл, кто я теперь? Твое слово против моего. А если на покровителей высоких надеешься, то увы – они далеко, и трон под ними тоже ходуном ходит. Поди, подстилку свою одесскую и не вспомнит. Так что ты не зарывайся. Тихо сиди. Кого расстреляют или чью семью на гоп-стопе кончат, еще вопрос. Вы у меня все теперь замазаны.
Ваня стиснет кулаки:
– Семен, не провоцируй. Я за своих без ЧК постоять могу. Оставь Петьку – это мое последнее слово.
Петька после двух бессонных ночей, шатаясь от усталости, зайдет во двор на Мельницкую.
Он сделает пару шагов. Софа Полонская дернет его за рукав и чуть ли не силой затащит к себе. Петька никогда не был в этой квартире. Мадам Полонская была, мягко говоря, эксцентричной пожилой дамой. В ее полутемной комнате пахло сыростью, нафталином и чем-то остро и узнаваемо старческим. Петька поморщился.
– Мадам Полонская, ну что за спешка на рассвете? Что стряслось?
Полонская колыхалась от волнения и громко шептала:
– Иди сюда, шлимазл! Что ты уже натворил! Ой мишигинер! Ой горе!
– Да что случилось? – Измотанный злющий Петька еле сдерживался, а Полонская вцепилась в его рукав мертвой хваткой.
– Сема будет убивать Беззуба.
– Чего?!
– Ты же знаешь, как у нас слышно соседей. Особенно, когда они думают, что ты старая и глухая. Особенно, если приставить стакан к стенке. Что смотришь? Обычная физика. Я не знаю подробностей, но Вайнштейн обсуждал… обсуждал убивство Беззуба. Будут делать несчастный случай.
– С кем обсуждал?
– А я знаю?! Я второго не слышала и не видела.
– Когда? – Петька пытался унять пульсацию в голове и дрожь в руках.
– Не знаю. Не сегодня, им пару дней надо, чтобы все устроить.
Я не знаю при чем тут ты, но хотели, чтоб ты не догадался.
Петька побледнел. Адреналин плескался в нем, смыв суточную усталость.
– Иди уже по-тихонькому, чтоб Сема не услышал, а то меня тоже пришьют. Я старая – подушкой придавят, и всего делов.
Петька по-кошачьи взлетел наверх. Рванул в спальню, вытащил листочки и карандаш. Выкинул карандаш, вытащил у Ксюхи чернильницу и ручку. Через полчаса он закончил, переоделся, поцеловал Женьку и вышел.
Все средства хороши
– Василий Федорович, там какой-то машинист с информацией про переворот и заговор с повинной пришел.
– Сумасшедший?
– Да нет вроде, по форме одет, с чемоданом фирменным.
– Машинист-заговорщик? Ну давай его сюда, повеселимся.
Василий Федорович по кличке Ирод второй год возглавлял отдел по работе с населением. Его сеть информаторов, стукачей, склоненных к сотрудничеству шантажом или пришедших по зову сердца и кошелька, позволяли держать всю Одессу в железном кулаке партии.
Ирод сохранял верность только одному человеку – Менделю Дейчу. И пострадал вместе с ним в двадцать втором. После триумфального восстановления в партии Макс вернул верному оруженосцу статус «смотрящего», определив его в самый спокойный и надежный отдел. Федорович по-прежнему собирал с выживших агентов Дейча не только информацию, но и дань, периодически развлекаясь показательными пытками.
Паренек был смешным, взволнованным и ярким. Не за деньгами, не сука, не сумасшедший – сразу «считал» его Ирод. А неужели реально заговор? Чем черт не шутит?
– Я пришел с повинной, – начал Петька. – Я виноват…
Он вывалит все, что видел у Вайнштейна, объяснит, что происходит на пуговичной фабрике, расскажет обо всем, вплоть до Бориных посылок.