Понаехали

Ваня займется торговлей зерном. Точнее попытается. Как врожденный инженер он станет применять чистую математику к рыночной экономике, не зная ни парадоксов, ни договорняков черного рынка. Его харизма локомотива не включала прогибов и теневых схем.

Вложенные деньги сгорели. Устные обязательства и джентльменские соглашения не выполнялись. Он дважды с трудом продал за что купил – без прибыли и с нервотрепкой.

– Иван, – подвыпивший Гедаля приобнял грустного Ваню за шею, – слушай, ты хороший мужик, толковый, но чистый лопух. До слез. Ну куда тебе в коммерцию?

Беззуб, осоловевший от молодого бессарабского вина, обиженно сопел:

– Математика работает везде. Я не понимаю почему – я посчитал себестоимость, учел накладные расходы, заложил на взятки. Что не так? Почему не работает?

– Ваня… – Гедаля вздохнул и налил темного, как венозная кровь, вина в стаканы. – Ты пойми – у тебя руки золотые, мозги работают. Тебе в анженеры надо, а не в негоцианты. Ты ж простой, как двери. Тебя вон Семкин малой разведет за пять минут. Жена твоя, Фира, прости, Ира. У нее торговля в крови, а у тебя нет. Ну смирись.

Ваня не смирится.

– Всрамся – не поддамся, – выдаст вердикт Нюся, когда Ваня купит партию зерна у херсонских крестьян. А утром оно исчезнет. Вместе с подводами.

Сема-Циклоп разведет руками: – Ты меня, Беззуб, не подписывай, я не по гешефтам с зерном. Там свои ребята. Тебя предупреждали: не умеешь – не лезь. Я тебе не помощник.

Ваня, потерявший целое состояние за ночь, не смирится. Не этому его почти все семнадцать лет жизни учил дедушка.

После унизительного разговора с Циклопом Иван молча поднимется к себе, снимет со стены арапник, в который раз, взвесив его в руке, ощущая знакомую добротную тяжесть и ухватистость рукоятки – ну прям как влитая лежит в ладони. Арапник вручил ему дед после пяти лет их совместных утренних ежедневных тренировок. Это был короткий хлыст с мощной и длинной рукоятью. Внутри рукояти скрывался тяжелый железный стержень, оплетенный сверху четырьмя слоями кожаных ремешков, а венчал ее металлический шар, тоже оплетенный кожей, – иногда его называли «турецкая голова». В результате рукоять превратилась в некий прообраз пернача или боевого молота. Сам хлыст был коротким, около 1,5 метров, что было достаточно необычно, но в умелых руках арапник – очень опасное и эффективное оружие.

Он заткнет его за пояс брюк сзади, накинет полотняный пиджак и пойдет на Привоз.

Привоз – огромный рынок на границе города – был буквально в паре кварталов от Ваниного двора. Здесь шла оптовая торговля – крестьяне приезжали подводами, вымешивая телегами степную пыль и грязь вместе с отсыпанной городскими властями щебенкой. Бродили свиньи, сновали по ногам крысы, спали в соломе грузчики-босяки, небольшие деревянные лавчонки и павильоны все равно не могли скрыть убогости и грязи рынка. То ли дело – Новый рынок или Старый, на Базарной, – в который упирался широкий Александровский проспект. Но мест на Старом хватало не всем, а торговать с телег и вовсе не было где, вот и выплеснулся Старый рынок одним рывком за два квартала – на городскую черту большим открытым торжищем.

Ваня маневрировал между возами и криками к тому самому «солидному» павильону по оптовой торговле зерна.

С каждым шагом кулаки его наливались свинцом, ярость затуманивала мозг… Ну как же так – он никого не обманул, долго не торговался, рассчитался, как договорились, оплатил доставку и охрану и вот теперь остался и без денег, и без товара…

Сейчас он и выяснит, кто и почему оставил его семью без гроша. Но, зайдя в лавку вчерашнего продавца, так выгодно продавшего ему зерно, вместо своего благодетеля Иван обнаружил четырех огромных мужиков самого устрашающего вида, которые довольно недвусмысленно держали руки на рукоятях больших ножей, а один небрежно крутил в руке кистень…

– Тебе чего, хлопче? – спросил тот, что с кистенем, и, не дожидаясь ответа, добавил: – Иди отсюда подобру-поздорову.

– Мне с хозяином поговорить надо, я с миром пришел, – спокойно ответил Иван.

– От же ж непонятливый какой дядька опять попался… А ну, хлопцы, поясните ему по-нашему, если с первого раза не понимает.

Троица выхватила ножи и двинулась к Ивану.

Ярость и обида исчезли. На их место пришло холодное осознание – будет драка… будут убивать… И внутри раздался голос деда-пластуна: «Слушай! слушай!!!» – именно таким возгласом дед всегда призывал Ивана на тренировках к максимальной собранности и внимательности. Это было самым трудным и таинственным из умения пластунов. Умеющие «слушать» казаки-лазутчики могли делать такое, что было не под силу самым опытным и крепким рубакам.

Критическая ситуация очень помогла Ивану войти в боевой транс – сразу же включилось туннельное зрение, он моментально нашел спиной угол, чтобы не подобрались сзади и он смог максимально сузить поле предстоящей битвы. Беззуб выхватил арапник из-за пояса.

Трое с ножами стали приближаться к Ивану. Держали они их по-разному, но один был явно опытнее – зажимал оружие обратным хватом.

«Этого надо выбить первым», – определил Иван.