Понаехальцы

Викинги славно сражались, их ярость, их презрение к смерти приносила им победы. Но не здесь, не на Руси. Здесь — сами такие же. Здесь раз за разом, столетиями гибнут армии северных «псов войны». Только что, в прошлом году под Ладогой, русские разгромили вдребезги армию свеев.

«Конница атакует флот».

А здесь? Сколько воинов у этого… Ивана? Какие они? Непарнозубый здоровяк с парными палашами, незаметный молчун с топорами… обоерукие бойцы? Они здесь все такие?! Как их воевода?

Так — не бывает. У Ивана не может быть много хороших воинов! Им неоткуда взяться! Но… был бой в Мологе. Где этот сопляк, раздевшись до подштанников и косынки, завалил одного из лучших моих мечников. Молча! Без боевых кличей, без песен и молитв. «Немой Убийца».

Так — не бывает! Но так — было.

Не бывает и такой лодочки. Но мы на ней ходили. Вкус речной воды — во рту до сих пор.

Держится дружелюбно. Но — уверенно. Не боится. Потому что глуп? Или — уверен в своих силах? Вот если бы сперва посмотреть его город, оценить его воинов…

Что у «Немого Убийцы» «в рукаве»? Он каждый раз придумывает что-то новое. Самый опасный враг — неизвестный враг. Метательные штычки в Мологе, «бой-телега» в Янине, эта лодочка — здесь…

Хорошо, пусть будет бой! И мы победим! — Цена? С кем ты, ярл, останешься на пепелище? Кто воткнёт нож тебе в спину после победы? Кто-то из тверских? Или из полоцких? Что станет с твоей женщиной? И неродившимся ещё сыном?

Воин, викинг не боится смерти. Умереть с мечом в руке — счастье. У язычника впереди чертоги Валхаллы. У христианина… царство божье — «блаженны павшие за правду».

«Так лучше, чем от водки и от простуд».

Только ярл — не воин. Точнее — не только воин. Он стал ярлом потому, что знал чуть больше остальных, думал чуть дальше. Думал об утре после битвы. Он знает, что бог, тот или иной, Иисус или Один, спросит:

– Что ж ты бросил своих? Что ж ты выбрал счастье своей смерти, оставив остальным несчастье их жизни? Жизни после поражения? Всё ли ты сделал для их спасения? И для спасения твоей собственной чести, ярл. Достоин ли ты войти?

Капитан покидает тонущий корабль последним. А командир? Последним погибает?

Паутинки. Ниточки человеческих отношений. Ты всю жизнь расправлял, распутывал, связывал их вокруг себя. Выкинешь? Клубком тополиного пуха в костёр смерти?

Они… они будут рады умереть. А ты? Тебя порадует зрелище их смерти? Что ты хорошего сделал в своей жизни, ярл? Кроме этих людей, кроме своего отряда? Ты ведёшь их, потому что они идут за тобой. Куда ты привёл их, ярл? В могилу?

Эти паутинки — твоё достояние. Только твоё. В печку?

Несколько забавно замечать оттенок патернализма, отцовского чувства, в отношениях между здоровенными, могучими норвежцами и их невысоким, немолодым, «неярким» ярлом. Ватага, братство не могут управлять кораблём — нужен кормщик, не могут эффективно воевать — нужен командир. И отряд постепенно превращается в семью, в «отцы и дети». «Равные» — потомства не оставляют.

«Голому собраться — подпоясаться» — русская народная… — А одетому «в любовь и дружбу», в паутину мира?

* * *

На берегу приняли швартов, «Ласточку» подтянули к пристани, мы встали, собираясь спрыгнуть на мостки вслед за нашими спутниками. И тут я выдал упорно копошившуюся в мозгу мысль:

– Решать вам. Надумаете уходить вверх по реке — неволить не стану. Вниз — не пропущу. И ещё… Прошёл год со смерти Володши. Княгинино вдовство… срок кончился. У меня есть попы. Если примешь веру православную, ежели охота будет, то и обвенчают вас. По закону христианскому. А весной… придёшь в Гданьск не… седатым полюбовником блудливой вдовушки, не слугой, хоть бы и верным, безместной княгини из-за печки, а мужем венчанным. Законным зятем князя Собеслава. С привенчанным сыном, рюриковичем-пасынком.

Сигурд дёрнулся. Кажется, нечто подобное он обдумывал. Не обязательно применительно к Гданьску — в основании собственного дома, где бы он не был, должны быть законные наследники от венчанных супругов.

Всё так же молча, пожёвывая губы, он сошёл на землю.

* * *

– Циля, а шо это у нас сегодня на обед?

– Картошка в депрессии.

– Шооо?

– Ну, пюре. Вроде картошка как картошка, но такая подаааавленная…

Картошки здесь нет. Но ярл выглядит… пюре-образно…

До сих пор я не сталкивался с такой разновидностью переселенцев. Ко мне приходили «голые и босые». Гонимые голодом, угрозой смерти. Нищие. Которых я кормил и одевал, лечил и учил.

Здесь «понаехальцы» — люди состоятельные. Что делать с такими?

У них есть шубы и серебро, слуги и оружие. Ресурсы. Их собственные. Которые они будут использовать. Себе на пользу.

Насколько их понимание об «их пользе» совпадает с моим пониманием «моей пользы»? Несовпадение — неизбежно. Конфликты — обязательны. Их ресурсы — повысят число и жёсткость.

Они восстанут против меня. Восстанут в надежде на свою победу.

«Обманутые надежды» — я их всё равно перережу. Но — цена?