Понарошку?

– Оттуда не выкарабкиваются! – девчонка топнула на месте и откинула развязавшийся шарф назад. – Нахер ты себя губишь так?

Саша испугалась ее рева, вздрогнула. Даже здоровяк поежился и чуть сигару не уронил. Гена ухмылялся, как обычно, хотя тревожные глазки бегали по лицам брата и сестры туда-обратно.

– Ну, подумаешь, не станешь ты олимпийским чемпионом, и что теперь? Ими единицы становятся. Мне вот никогда не светило, живу же как-то! И моя жизнь от этого не стоит меньше, чем твоя.

– Лил, не здесь.

Саша почувствовала острую неловкость Золотова, следила за его тускнеющим взглядом, видела, как напряжение под скулами нарастает. Пьяным он уже не был, хоть глаза еще краснели и маслились.

Сафронов со здоровяком тоже ощущали себя неуклюже. Уводили любопытные глаза в сторону, старались не выдавать своего присутствия.

– Ну, не при маме же, – по круглым щекам девчонки потекли горячие слезы. – Я тебе все выскажу. Мне надоело вечно чувствовать себя виноватой. Я тебя ничем не просила жертвовать. Сдохла бы просто, никто бы и не заметил.

– Что ты несешь, дура?! – Золотов впервые при Саше повысил голос и очень резко, зажмурился, крутанулся на месте.

Саша переглянулась с Геной. Тот тоже таращил глаза, ничего не понимая. Здоровяк глубоко затянулся сигарой, наблюдая за братом и сестрой.

– А разве не так? Мама все наохаться не может, как ей жалко тебя. Носится с тобой, как с маленьким. Ты у нее всегда был самый-самый. Самый красивый, самый талантливый, гордость семьи. Не то что я. Обуза и бестолочь.

– Лила, хватит, – Золотов двинулся на нее, а сестра попятилась назад. – Не придумывай.

– Вот, давай, верну тебе почку, сам увидишь. Все только вздохнут с облегчением. Ты опять на коне. А обузы больше не будет.

Парень вытащил кулаки из пуховика, еле сдерживал себя. Глаза сплошь залились кровью. И лицо краснело от гнева. У Саши сердце съежилось. Она сама не понимала, от чего именно. Просто стало больно. За обоих. Совершенно чужих ей людей.

– Блядь, откуда в тебе все эти мысли? – Золотов взвыл. – Как ты не понимаешь, ты – самое дорогое, что у меня есть. И у мамы тоже. Нужно оно мне все, медали эти сраные, Олимпиада, если ты не сможешь за меня болеть?

Он взял ее за голову и уперся глаза в глаза.

– Я ни капли не жалею, ясно тебе? И никогда не пожалею об этом.

Лила всхлипнула и растаяла под его пристальным взглядом. Разжала кулаки. Задергала бровями. Глубоко вздохнув, пустилась реветь. Золотов прижал ее к себе, заглушив грудью рыдания, и долго не отпускал, пока девчонка не затихла.

Саша, Сафронов и здоровяк не двигались и не решались ничего делать. Все смотрели молча. Девушка испытывала одновременно неловкость за то, что стала свидетелем чужой семейной драмы, и облегчение, смутное и непонятное, но приятное. Теперь многое встало на свои места. Любопытство было удовлетворено полностью. Зато сердце погрузилось в пучину отчаяния – влюбилось в Золотова безотказно, заполнилось им до краев. Даже Паше в нем не осталось места.

Саша глядела на Золотова с восхищением и тоской, забыв прикрыть рот. Думала о том, какой жестокой бывает судьба, и какие сложные решения приходится принимать ее ровесникам, Золотову и Сафронову. Сравнивала с собой. Ее такие невзгоды как-то обходили. Максимум, о чем она переживала, это насмешки однокурсников и Пашины оскорбления. Поняла вдруг, что все это такая мелочь в сравнении. Ей, оказывается, всегда везло в жизни. Все, что нужно для счастья, на самом деле, всегда было при ней.

И на отца она перестала обижаться за то, что он так поздно приехал. Главное, что он вообще вернулся. Теперь она радовалась мысли, что придет домой и, наконец, обо всем с ним поговорит. Расскажет все свои мысли и чувства за неделю, включая эту. Он ее выслушает и даст какой-нибудь совет. А она ему все равно не последует.

– А ты тот самый, окаца, – заметил здоровяк, когда брат с сестрой успокоились и высвободили друг друга из объятий. – Я ж за тебя болел. Молодца!

Здоровяк пожал Золотову руку крепко, с респектом.

– Печалька, конечно, что так все вышло. Эх, с тобой бы на Олимпиаде пиндосам этим морду бы утерли. Показали бы, чего Русь-матушка стоит.

Золотов улыбнулся грустно.

– Мне тоже жаль.

– Держи, – здоровяк всучил ему старую «Нокиа» с зеленым экраном в силиконовом чехле. – Ес чо, звони. Порешаю любую проблему.

Парень усмехнулся и принял телефон.

– Спасибо.

– Ну, бывай.

Здоровяк еще раз пожал ему руку и даже приобнял. Сафронов тоже попрощался с Золотовым и влез на заднее сиденье джипа, помахав Саше уже из салона. А его «братюня» сел за руль и быстро умчал в горизонт.

Саша осталась одна с братом и сестрой. Золотов вытирал большими пальцами Лиле слезы. Выглядело до колкости мило.

– Как мама? – спросил он виновато.

– Думает, что ты с девушкой на дачу укатил. Все три дня ей врала, а сама толком спать не могла даже. Не делай так больше.

– Хорошо.

Он поправил ей шапку, натянул на уши, а то те покраснели на морозе. Девчонка специально ее загибала, придавая форму маленькой шляпки.

– С этой, кстати, мог бы замутить, – она махнула на Сашу. – В твоем вкусе.