– Никаких походов налево мы не потерпим. В сторону Мироновой можешь даже не смотреть, – Тоня крепко сжала упаковку сока, из трубочки аж выдавилась капля.
Золотов с Катей на пару посмеялись. Саша закатила глаза.
– Уяснил.
Он подмигнул и встал. Девушки поднялись за ним. Саша чувствовала себя не очень, поэтому в беседу не включалась. Просто шла рядом. Крабовый салат тяжело шел и словно застрял в пищеводе. Долго это ощущение не проходило.
Она всю пару мучилась тошнотой и журчанием в животе. Толком ничего разобрать не могла. Вся сконцентрировалась на тянущем чувстве в районе желудка. Пару рвотных позывов поборола во время лекции, но как только преподаватель их распустил, понеслась в туалет.
Пока добежала, в дамской комнате успела образоваться очередь, причем длинная. Недолго думая, Саша рванула в мужской и закрылась в крайней кабинке. К ее счастью, никого у писсуаров не оказалось, хотя и это ее бы не остановило. Непереваренная пища вывалилась, едва она наклонилась над унитазом. Сразу полегчало, но носоглотку жгло. В желудке кололо. Выблевав все до конца, она смыла это и выпрямилась, чтобы выйти, но услышала мужские голоса.
– Ты ж любую мог бы трахнуть, – усмехался Лужин, – а выбрал…
– Да без разницы, кого трахать, – невозмутимо ответил Золотов. – Они же все одинаковые. Зато остальные приставать не будут.
Саша насупилась. От боли в желудке ее корчило.
– Так ты самую приставучую выбрал, – в смешках Лужина слышалось злорадство. – От Фоминой так просто не отвяжешься.
Не желая прятаться и терпеть это, девушка открыла кабинку и вышла к умывальникам. Парни у писсуаров медленно повернули за ней головы.
– Ты че здесь делаешь? – возмутился Лужин, торопясь спрятать член в штаны.
– Блюю.
Саша не смотрела в их сторону, не из-за вежливости, а потому что было обидно. Открыв кран, она вымыла руки и стала полоскать рот. Мерзкий вкус рвоты там еще остался. И все пересохло. Глаза заболели, с трудом сдерживали слезы.
– Что с тобой? – Золотов подошел к соседней раковине и тоже стал мыть руки. Глядел на девушку через зеркало.
Лужин ретировался. Больше в туалете никого не осталось.
– Только не говори, что беременна, – Золотов повернулся к ней всем корпусом и склонил голову.
Взглядом держал цепко. Саша сардонически посмеялась.
– Не бойся, не настолько я приставучая.
Она умыла лицо, чтобы стереть слезы, и закрыла глаза. Вода стекала с подбородка на шею и грудь холодными струями. От боли в желудке или сердце хотелось согнуться вдвое, обрушиться наземь и растворяться тысячелетиями после. Но Саша держалась за раковину, как за спасательный круг, и подавляла рыдания.
– Блин, Сань… – Золотов перевел вес на правую ногу и вздохнул, – я не хотел тебя обидеть, ладно?
– Ладно, – выдавила она с сарказмом, не открывая глаз.
– Если бы не эта тупая ситуация, ты бы никогда не узнала. Я бы реально хорошо к тебе относился. Мы бы встречались нормально.
– Как со всеми
Золотов смотрел ей в глаза без эмоций и особого сожаления. Слабое чувство вины там теплилось, но причиной тому было равнодушие – самое искреннее, что он испытывал.
– Это были настоящие отношения. Кому какое дело, что я чувствую? Я никого не предавал. И со всеми хорошо обращался.
– Да тебе просто кукла нужна! – девушка опять зажмурилась и накрыла ладонями лицо. – Пугало от навязчивых баб. Это не по-настоящему. Ты меня с самого начала использовал. Я не буду больше тебе подыгрывать. Ищи себе другую игрушку.
Она заглянула ему снизу в глаза – не нашла там то, что искала, никакого стыда или раскаяния. У нее дрожали губы и брови, морщился лоб. А его лицо оставалось ровным, как всегда. Только рот он стянул вправо. Кажется, искренне не понимал ее претензии.
– Сань, не хочу, чтобы ты держала обиду.
– Да что тебе моя обида? – она усмехнулась, посмотрела на него еще раз, попыталась что-то увидеть, разглядеть под коркой, но не получилось, потому вздохнула и вышла из туалета.
В дверях наткнулась на двух удивленных парней и молча прошла мимо.
– Я плохо себя чувствую, – сказала подругам, вернувшись в аудиторию.
Те сразу поняли, что-то не так, но допросить не успели. Саша схватила вещи и убежала до прихода Золотова. На сообщения в девчачьем чате не реагировала. Долго блуждала по центральным закоулкам в поисках успокоения.
Грудь так жгло, что, казалось, вот-вот нутро взорвется. Там бушевали сложные процессы. Все смешивалось и создавалось новое. Теперь однозначно болело сердце. В ней словно только оно и осталось. Доживало свое. Рокотало в агонии.