Пони

Луна висела прямо надо мной, выглядывала из-за верхушек деревьев. Круглая белая луна на черном небе. «Смотрит ли Па сейчас на эту же самую луну? – гадал я. – Что он делает сейчас? Думает ли обо мне?»

Всего месяц назад мы с Па сидели на нашем крыльце и фотографировали полную Луну – точно такую же, как эта. Нет, не совсем такую же. Неужели всего месяц назад? Кажется, что это было давным-давно.

Я опять не мог справиться со своими мыслями, и они разбегались во все стороны одновременно.

У нас был план: послать фотографию на конкурс, который рекламировался в одном из научных журналов Па. Лучшая фотография Луны получала денежный приз в пятьдесят долларов и отправлялась в Лондон на Всемирную выставку 1862 года в качестве экспоната от Королевского астрономического общества.

– Пятьдесят долларов за фотографию Луны? – недоверчиво переспросил я, когда Па показал мне за завтраком это объявление. Было это где-то в ноябре. – Какие-то очень уж легкие деньги.

Па хохотнул.

– Не такие уж легкие, сын, – мягко возразил он. – Прежде всего понадобится большой телескоп, не менее шести или семи футов длиной. А может, еще длиннее. Примерно такой, какой Фуко представил Академии наук несколько лет назад. С посеребренным стеклом в качестве рефлектора. Так называемые джентльмены-любители до сих пор используют металлический отражатель, так вот – нет, он не подойдет. Это стекло надо будет отполировать, покрыть нитратом серебра, аммонием и, вероятно, углекислым калием. И молочным сахаром. Потом построить какой-то часовой механизм. И поворотную опору, на которой все это можно было бы поместить. Нет-нет, это огромная работа, сын. Вот почему после де ла Рю никто так и не смог сделать хороший снимок Луны. Это очень серьезная задача.

– Па, знаешь что? – вдруг сказал я. – Ты сделай это. Прими участие в конкурсе!

– Ага, – отмахнулся он, думая, что я шучу.

– А почему нет? Ты точно победишь!

Он посмотрел на меня:

– Ты представляешь, сколько времени и денег потребуется, чтобы построить телескоп такой сложности?

– Но ты уже строил телескоп.

– Не такой, сын.

– И мы хорошо зарабатываем на твоих ферротипах.

– Эти деньги однажды пойдут на твое образование.

– Но, Па, если ты выиграешь, мы поедем в Лондон! И ты наденешь на выставку вот такую высокую модную шляпу! – Я поднял над головой руки, показывая, какая это будет шляпа.

– Да, это было бы здорово! – развеселившись, ответил он и откинулся на спинку стула.

– Давай, Па! У тебя получится. Я буду помогать тебе.

Он одновременно улыбнулся и вздохнул, а потом, через несколько минут, спросил:

– Так ты говоришь, что будешь помогать? А ты запомнил, что я тебе рассказывал про лунную орбиту? Что означает «перигей»?

– Это когда Луна… – Я не сумел закончить фразу.

Па улыбнулся:

– Это ближайшая к Земле точка лунной орбиты.

– Это когда Луна ближе всего к Земле, – быстро исправился я.

Он кивнул и потянулся за своим пенсне для чтения, потом взял со стола «Фермерский альманах» и стал листать его. Найдя нужную страницу, он начал водить пальцем по таблице.

– «Седьмого марта тысяча восемьсот шестидесятого года полнолуние произойдет рядом с перигеем», – прочитал он вслух и посмотрел на меня поверх пенсне. – Вот в этот момент и нужно делать фотографию – когда полная Луна будет ближе всего к Земле. Она будет ярче и крупнее, чем в любой другой день года.

– То есть мы беремся за это?

Он закрыл журнал:

– Ну, поскольку ты обещал помочь…

Я захлопал в ладоши:

– Ура! Мы едем в Лондон!

– Эй, потише – мы же еще не выиграли конкурс! И до седьмого марта всего четыре месяца, а нам с тобой надо успеть очень много сделать. Никто за нас это не сделает.

И он ничуть не преувеличивал! Уму непостижимо, сколько пришлось ему трудиться в следующие четыре месяца, каждый вечер без исключения. Он строил телескоп, собирал часовой механизм, мастерил деревянную поворотную опору, экспериментировал с коллоидальными смесями, адаптировал свою камеру. И в то же время шил сапоги на заказ и делал фотопортреты в своей студии. Когда я шел спать, Па оставался сидеть за столом перед стопкой книг, а утром я заставал его на том же месте. Нет, он не жаловался. Даже наоборот, казалось, Па наслаждается этим делом, несмотря на кровавые мозоли на ладонях после долгих часов, которые он проводил, сначала шлифуя стекло песчаником, а потом полируя его.

С приближением важного дня мы больше ни о чем не могли говорить. Что, если пойдет снег? Что, если будет облачно? А если будет холодно и линзы запотеют? А если ветром сдвинет камеру? Накануне седьмого марта я едва мог стоять на ногах, измученный нетерпением. Да и Па, обычно очень умеренный в своих ожиданиях, не мог скрыть возбуждения.